Я спала с Андреем, не подозревая, что он погиб два дня назад — а теперь я несут в себе ребёнка его призрака.
Клянусь, я видела его. Прикасалась к нему. Целовала. Чувствовала. Его дыхание было теплым, губы — мятными, как всегда. На нём была его любимая серая толстовка, та самая, что всегда казалось ему слишком громоздкой и делала его «мягким задирой». Всё было реально. Он обнял меня всю ночь, шепнул на ухо: «Я тебя люблю». Сказал, что в следующем году мы поженимся. Я помню каждый момент: как его пальцы скользили по моему предплечью, как он рыдал, когда я плакала, как любил меня с такой страстью, что казалось, душа разорвётся пополам. И потом… он исчез.
Я проснулась одна, но страха не было. Думала, что он просто пошёл на пробежку, как иногда делала я. Его одеколон всё ещё висел в простынях, кожа всё ещё жгла от его прикосновений. Но что‑то не сходилось.
Я звонила. Снова. И снова.
И тогда в мою комнату вошла моя лучшая подруга Ольга, лицо её было бледно. Она не понимала, почему плачет.
— Света… — прошептала она. — Ты ведь не знаешь?
Я рассмеялась. — Что знать?
— Андрей… умер.
Я моргнула. — Умер как?
Ольга всхлипывала громче. — Два дня назад. Автокатастрофа в бурную ночь.
Нет. Нет. Нет.
Я крикнула, толкнула её, обвинила в грубости, в том, что это безвкусно. Показала ей сообщение от Андрея, которое он отправил мне накануне вечером, и голосовое: «Скоро буду. Скучаю к твоему телу». Ольга дрожала, глядя на телефон.
— Света… он не мог послать это. Он уже лежал в морге.
Мир накрыло волной. Колени подкашивались. Я бросилась в ванную, вытерла полотенце, которым он пользовался, ещё влажное, подхватила его толстку, оставленную на полу, и ощутила след укуса на шее.
Он был здесь. Должен был быть. Но правда в том, что Андрей был похоронен вчера. И как‑то я провела с ним ночь.
Дни шли, ночи становились невыносимыми. Я не могла спать. При закрытии глаз он снова появлялся у изножия кровати, шептал в ухо. Однажды услышала его голос: «Не плачь, милая. Я с тобой». Я попыталась записать, но слышала лишь шум и собственное дрожью дыхание.
И тогда… у меня пропал цикл. Два раза. Я списала на стресс, горе, травму. Пока в один день меня не вырвало в пятый раз подряд. Сделала тест. Две линии.
Положительный.
Я упала. Единственный человек, с кем я была… Андрей. Но он умер. Похоронен, гниёт, ушёл. И всё‑таки в меня что‑то растёт. Что‑то подсказывает ночью, что светится под кожей, когда выключают свет. Каждый раз, когда я рыдаю и говорю, что не выдержу… слышу шёпот из теней:
— Ты не одна. Наш ребёнок придёт.
—
Я не помню, как уснула. Вспоминаю только, как проснулась в ванне, с тестом в руке, две розовые полоски, высмеивающие мой рассудок. Дни прошли без разговоров, даже с Ольгой. Мой телефон разрывался от звонков, имя «Ольга» светилось на экране, но я игнорировала всё. Как объяснить, что ждёшь ребёнка от мужчины, который лежит под землёй уже недели? Кто бы поверил? Я сама почти не верила, пока не настала та ночь.
Едва успев уснуть, как что‑то ударило меня в живот изнутри. Это не была обычная ножка. Было ощущение разумной, целенаправленной попытки привлечь внимание. Я резко села, захватила живот руками и снова услышала голос Андрея в своей голове.
— Не бойся, любимая. Я выбрал тебя.
Я вскрикнула, бросилась с кровати, посмотрела в зеркало, отряхнула футболку, и, как бы вглядываясь, будто увидела слабый синий. Синее мерцание вспыхнуло под кожей, потом исчезло. Ноги подмяли, я упала, рыдая.
На следующий день я пошла в больницу. Сказала врачу, что забеременела после визита «любимого». Скрыла даты, всё, кроме симптомов.
— Странные сны. Кожа светится. Слышишь голоса умершего.
Врач сначала настороженно, потом задумчиво.
— Проведём анализы, — сказала она осторожно. — Стресс может сильно влиять на разум, особенно в сочетании с гормонами.
Она приложила стетоскоп к животу, лицо её замерло.
— Не слышу обычного биения… но что‑то движется.
Назначили УЗИ. На холодном металлическом столе техника стала бледной, настройка сканера не прекращалась. Я спросила, что происходит.
— Плод есть, — прошептала она, — но он светится.
Я вышла из больницы, не дождавшись результатов. Ночью приснился Андрей у нашего старого места у берега, ветер шёлкой гладил его худую худую толстовку.
— Наш ребёнок не такой, как все, — сказал он, голосом мягче ветра. — Он — я, и ещё кое‑что.
— Что ты имеешь в виду? — спросила я.
Он лишь печально улыбнулся. — Ты поймёшь скоро. Но защищай его.
Я проснулась, а занавески были распахнуты, хотя я заперла всё на замок. Толстовка, которую он надевал в сне, лежала аккуратно свернутой у изножия кровати. Прикоснулась — всё ещё тёплая.
Тогда я поняла: то, что растёт во мне, реально. Это его. И меня меняет.
На следующий день я позвонила Ольге. Она прибежала, обняла меня крепко, выслушала всё. Показала ей светящееся пятно на животе, рассказала о снах, голосе, ребёнке.
Она не смеялась. Не кричала. Шёпотом сказала:
— Нужно отвести тебя.
Мы пошли к старому дому, спрятанному за церковью её бабушки. Внутри сидела старушка с длинными седыми косами и бледными глазами. Она посмотрела на меня один раз и произнесла:
— Ты не первая, но должна быть последней.
Я спросила, что значит, и её ответ пробил меня до костей.
— В твоём чреве ребёнок привязанной души. Это благословение… и предостережение. Отец не должен был вернуться. Теперь открыта дверь, и другие идут.
— Чтобы забрать его? — спросила я.
— Чтобы забрать тебя.
Вдруг свет мерцнул, холодный ветер пронёсся сквозь окна. И из теней я снова услышала голос Андрея:
— Беги.
Комната охладилась, глаза старухи расширились от страха, тени ползли по стенам, как когти.
— Он здесь, — прошептала она, сжимая распущенный на шее крест из кости и янтаря. Ольга подтолкнула меня к ней, но я уже перестала бояться Андрея. Страх теперь принадлежал другим. Тех, кого старуха называла «пришедшими», потому что он нарушил закон.
Она рассыпала пепел, образовав круг, и сказала, чтобы я встала в центр.
— Не выходи, что бы ни случилось. Слышишь? — предупредила она. — Ты теперь мост между жизнью и смертью. Мосты соединяют в обе стороны.
Я вошла в круг. Живот светился тем же тревожным светом, ребёнок бил сильнее, чем когда‑либо.
Тогда голоса заполнили комнату – десятки, сотни. Крики, стоны, мольбы, смех, всё доносилось из темноты.
— Андрей, пожалуйста, — прошептала я. — Что происходит?
И я увидела его. Но он уже не был тем, кого я знала. Пустые глаза, полные печали и страха.
— Прости, — сказал он. — Не хотел тянуть тебя в это. Я просто слишком сильно скучал. Хотел ещё один вечер. Не знал, что открою дверь.
Я подошла, слёзы струились по лицу.
— Почему я? Почему ребёнок?
Он посмотрел на мой живот, потом на меня.
— Потому что наша любовь была сильнее смерти. Любовь такая ломает законы.
Внезапно из тени вырвалась уродливая фигура, полурост, глаза пылающие. Она завивала, увидев меня.
— Ты не можешь её забрать! — заревел он. — Ты не можешь увести нашего ребёнка!
Монстр рассмеялся.
— Ты нарушила правило, дух. Прикоснулась к живым. Теперь мы пируем.
Комната задрожала. Старуха начала петь на незнакомом языке. Ольга схватила меня за руку, плача.
— Света! Не выходи из круга!
Я кричала, пока чудовище бросалось на меня. Андрей врезался в него в воздухе.
Старуха крикнула:
— Сейчас! Выбирай, девочка! Жизнь или любовь?
Тот же Андрей, окровавленный, начал исчезать.
— Ты должна меня отпустить, любовь, ради ребёнка, ради себя, — прошептал он.
Я качала головой, не в силах.
— Не могу потерять тебя ещё раз!
— Ты никогда не потеряешь меня. Я живу в нём, в тебе.
Но если ты держишься… они заберут всё.
Свет вспыхнул, пол треснул, тени завыла. Я вырвала крик из сердца и произнесла его имя.
Тогда он улыбнулся и исчез.
Тьма отступила, монстр завыл и рассеялся в дым. Настала тишина.
Я упала. Круг погас. Малыш внутри меня снова дал лёгкий толчок, потом ещё один, и успокоился.
Через девять месяцев я родила мальчика. Он не плакал, как остальные. Глядел в глаза, молчал, будто уже всё знал. Его кожа слегка светилась в темноте. И иногда, когда я пела ему колыбельную, казалось, слышулась вторая голосовая гармония — голос Андрея.
Мы назвали его Андрей-Влад, в честь того, кто теперь живёт в нём. Он не был полностью моим.
Но перед тем как уйти в иной мир, он оставил мне последний подарок — часть себя, которую ни одна тень не сможет отнять.
