В тот хмурый мартовский день Ольгу колотило с самого рассвета. Не от промозглого ветра — от ярости. Она поправляла на сыне школьную форму перед зеркалом, стискивая зубы. Сегодня — Восьмое марта. Праздник, который мог бы пройти спокойно, но вместо этого ей снова предстояло навещать свекровь. А значит — фальшивые улыбки, язвительные комментарии, вечные упрёки и то чувство вины, которое Тамара Ивановна умела разжечь с профессиональной точностью.
— Ольга, опять лицо, как после похорон? — бурчал Сергей, натягивая куртку. — Даже не говори, что не хочешь ехать.
— А тебе действительно не понятно, почему? — процедила она сквозь сжатые губы. — Опять будет цепляться, критиковать, учить, как мне растить Тимура, и даже не спросит, как я себя чувствую. Хотя бы раз вспомнила, что я пашу с утра до ночи, и весь дом — на мне.
— Ты же из дома не выходишь, — усмехнулся он.
— Ты думаешь, работать удалённо — значит чай гонять? Или у нас еда, вещи и счета сами собой появляются?
Сергей надулся. Ему не нравилось, когда Ольга напоминала о деньгах. Хотя правда была на её стороне: её доходы веб-дизайнера втрое перекрывали его зарплату охранника на стройке.
— Может, сам съездишь? — попробовала она ещё раз.
— Сегодня праздник, Ольга. Восьмое марта. Ты не можешь просто забить на мою мать.
Через два часа они сидели в тесной однушке Тамары Ивановны на окраине Мытищ. В углу, на потертом кресле, листала глянцевый журнал Ира — двадцатилетняя племянница Сергея, сирота, которую свекровь взяла к себе после смерти родителей. Ольга и Ира никогда не находили общего языка. И она не могла не замечать, что свекровь явно выделяет девочку, а не родного внука.
— Мы тут с подружками обсудили, — объявила Тамара Ивановна за столом. — Квартиру перепишу на Ирочку. У вас-то жильё есть, а ей начинать жизнь.
Через пару дней документы оформили. С условием, что Ира въедет только после бабушкиной смерти. Но судьба распорядилась иначе — через месяц Тамара Ивановна слегла после инсульта. Она выжила, но теперь не могла обходиться без помощи.
— Нужно переехать к маме, — заявил Сергей тоном, не терпящим возражений. — Она одна не справится.
Ольга подавила ком в горле. Они переехали. Вот только вся забота — кормление, уборка, переодевание — легла на неё. Сергей уходил на работу, Ира — на учёбу и к своему парню. А Ольга работала, тянула дом и теперь ещё стала сиделкой.
— Сергей, может, Ира поможет? Всё же квартира теперь её, — не выдержала она однажды.
— Она студентка, у неё личная жизнь. Ты же дома сидишь.
— Дома. Работаю. И всё сама.
— Устала, да? — усмехнулся он. — Моя мать — вот и ухаживай. Ты же её не бросишь?
— Это твоя мать. А мне — свекровь. Я не обязана. За моей матерью ты бы точно не стал ухаживать. Нанимай сиделку.
— Ты ей заплатишь?
— С её пенсии. Или с твоей зарплаты.
— А ты тогда мне зачем? — бросил он ледяным тоном. — Иди, проверь, как она там.
В ту ночь Ольга лежала, уставившись в потолок. Мысли крутились в голове, как злые осы. Он просто пользуется ею. Как женой, как работницей, как бесплатной сиделкой. Ира — наследница — даже не появляется. А она ломает себя каждый день.
Утром, пока Сергей был на работе, Ольга собрала вещи. Взяла Тимура за руку и ушла в их старую квартиру. Телефон выключила. И отправила одно короткое сообщение: *«Надоело быть всем. Удачи.»*
Вечером Сергей ворвался, пылая гневом.
— Либо возвращаешься, либо развод! — шипел он, сверкая глазами.
— Как скажешь, — спокойно ответила Ольга. — Только теперь я сама подаю. Я не обязана себя гробить ради чужой квартиры и человека, который ни разу не сказал «спасибо».
— Смотри, потом не пожалеешь!
— О, я уже пожалела. Что терпела так долго. А теперь — свобода. Благодарна тебе только за Тимура.
Через месяц они развелись. Сергей не просил прощения. Ольга не звонила.
А через полгода она узнала, что Тамара Ивановна умерла. И Ира — та самая любимая племянница, ради которой всё затевалось — вышвырнула дядю на улицу, как ненужный хлам.
Жизнь расставила всё по местам. И Ольга ни капли не жалела, что ушла вовремя.
