Я не устоял… Я изменил жене
Это случилось в самый сложный период нашего брака. Мы уже давно не говорили по душам, а наша квартира в Новосибирске превратилась в перевалочный пункт, где мы лишь мельком пересекались. Светлана целыми днями возилась с детьми, готовила борщ, развешивала пелёнки, а я возвращался с завода вымотанный, как после смены в цеху. Между нами выросла стена из немых упрёков и бытовой рутины. Всё чаще оставаясь сверхурочно, я познакомился с новой лаборанткой из отдела — Алиной. Молодая, задорная, с копной русых волос, она смеялась над каждой шуткой и не знала, что такое детские сопли или ипотека.
Будто ветер юности ворвался в затхлый вагон метро. Я начал дарить ей гвоздики, водить в столовую возле завода, гулять по набережной Оби. Жене врал: «Сломался станок», «Совещание затянулось», «Помогал соседу Сергею чинить „Жигули“». Не заметил, как пересёк черту. Через месяц она позвала меня в свою однокомнатную на левом берегу. Страсть, шепот под треск батареи, и вдруг — мысль: «Вот оно, счастье». То самое, что испарилось за годы семейной жизни.
Дома меня встретила тишина. Дети спали в комнате с обоями из «Детского мира». Света стояла в дверях, в растянутом свитере, с тёмными кругами под глазами. Не сказала ни слова, только взглянула так, будто прочла мою душу как раскрытую книгу. Ушла на кухню, хлопая тапками. Под душем я чувствовал, как липкий стыд обволакивает кожу. Зашёл к ней — она мешала кашу у плиты, отвернувшись. На предложение выпить чаю буркнула: «Отстань. Хочу спать».
Ночью застал её в спальне — уснула в платье, прижав к груди наш свадебный альбом. Листал страницы, и вдруг сердце сжалось: на фото — она, двадцатилетняя, в платье из ГУМа, с кудрями как у Аллы Пугачёвой. А я рядом — с гитарой и дурацким галстуком времён перестройки. Вспомнил, как три месяца копил на кольцо, как дрожал, делая предложение у фонтана в Парке Горького.
До рассвета курил на балконе. В голове путались образы: смех дочек, ледяные пальцы Алины, потухшие глаза Светы. И озарение: предав жену, я растоптал того парня, каким был раньше. Променял родную душу на мираж из духов «Красная Москва» и дешёвого портвейна.
На рассвете, пока семья спала, позвонил тёще в Омск: «Заберите внуков на субботу». Сварил овсянку, подал в постель с ромашкой из палисадника. Жена приоткрыла глаза, потом слабо улыбнулась. В этой улыбке — надежда.
С Алиной порвал сразу. Выбросил сим-карту, сменил маршрут до завода. Да, поступил как подлец. Но лучше горькая правда, чем сладкий обман.
В тот день заказал такси до салона «Сибирская краса», а вечером вёл Свету в «Пельменную №1», где когда-то клялся в вечной любви. На следующий день — в театр «Глобус» на «Анну Каренину». Держа её шершавую ладонь, понял: дом — это не хрущёвка с облупившимся паркетом. Это женщина, которая, несмотря на всё, до сих пор греет твой чайник по утрам.
