Я не выдержала капризов тещи за новогодним столом и бросилась к подруге.
Кому такие кубики оливье? Смотри, они как кирпичи! В рот их не пройти. Я же сто раз говорила: нарезка должна быть мелкой, изящной, чтобы вкус раскрывался, а не как от топора голос Тамары Игоревны грохотал даже громче шипящего телевизора, где Женя Лукашин опять собирался в баню.
Ольга замерла, нож скользил над миской с варёной морковью. Часы показывали четыре часа дня, тридцать первого декабря. Спина ноет, будто она только что разгрузила вагон угля, а не стояла у плиты с утра. В тапочках ноги отёкли, а на пальце свежий порез.
Теща, вздохнула Ольга, стараясь не дрожать от надвигающейся истерии, это обычные кубики, стандартные. Мы всегда так режем. Если вам не нравится, можете не есть салат. У нас ещё три блюда будет.
Не есть? теща всплеснула руками, чуть не уронив соусник. Как ты посмела так говорить с матерью мужа? Я приехала к вам праздновать, семью объединять, а ты меня к кусочку хлеба пригоняешь? Витя! Ты слышишь, как жена со мной разговаривает?
Виктор, муж Ольги, сидел в гостиной, пытаясь распутать гирлянду, и вздохнул, словно принял решение: держаться в стороне, словно страус, и ждать, пока буря утихнет.
Оля, ну мам, крикнул он с дивана. Нарежь помельче, тебе же жалко? Мама хочет всё повысшему. Повар в прошлом, ей видно лучше.
Я была заведующей столовой! гордо поправила Тамара Игоревна, поправляя массивную брошь на груди. А у меня санитарные нормы от зубов отскакивали. А у тебя, Оля, в кухне бардак: полотенце в пятне, а ты им руки вытираешь. Антисанитария!
Ольга молча отложила нож. Внутри закипела затаённая злость, та, что обычно приводит к необратимым последствиям. Не первый Новый год со свекровью, но, кажется, самый тяжёлый. Теща заявилась двумя днями назад, будто пришла помогать, но на деле осмотреть каждый уголок, вынести вердикт: невестканеприбранка, сыннедокормлен, внуковнет, квартира безвкусна.
Полотенце чистое, утром его достала, просто на него свёкловый сок капнул, спокойно ответила Ольга. Теща, можете выйти из кухни? Мне нужно запечь гуся, здесь жарко и тесно.
Гуся? теща прищурилась. Как ты его мариновала? В майонезе, как в прошлом году? Это же вульгарно! Гуся надо вымачивать два дня в брусничном соусе с можжевельником. Я же тебе рецепт присылала в «Одноклассниках». Ты что, не читала?
Я мариновала посвоему: с яблоками и мёдом. Вите понравилось.
Вите нравится то, к чему ты его приучила! Ты испортила парню желудок своей «стряпнёй». У него уже гастрит, а ты ему в детстве паровые котлетки делала…
Ольга почувствовала, что через секунду гусь улетит в окно, а не в духовку. Она отряхнула руки, подняла фартук и объявила:
Всё, гусь идёт в духовку. Салаты готовы. Осталось накрыть стол и успеть выглядеть прилично.
Теща окинула её оценочным взглядом:
Да, неплохо, но волос твоих как пакля, а круги под глазами. Ты бы хотя бы маску из огурцов сделала. Витя тебя посмотрит, и аппетит исчезнет. Мужчина должен видеть перед собой королеву, а не посудомойку.
Ольга проглотила эту реплику ради мужа, ради праздника, ради того, чтобы не начинать Новый год со скандала. Она беззвучно поставила тяжёлый противень в духовку, завела таймер и ушла в ванную.
Включив кран, она дала волю слезам. Пять минут она сидела на краю ванны, рыдая, размазывая тушью глаза. Ей тридцать пять, она начальник отдела в крупной логистической компании, у неё двадцать подчинённых. Она вложила в эту квартиру всё своё наследство. Почему она должна терпеть унижения в собственном доме?
Потому что семья, шепнул внутренний голос, звучавший как мать. Надо быть мудрее, терпеть. Ссора лучше доброй.
Ольга умылась, нанесла патчи, попыталась улыбнуться отражению в зеркале. Шесть часов до курантов. «Посидим, послушаем, поедим, а потом лягу спать», думала она. Завтра отправит Витю и детей на ёлку, а сама останется с книгой.
Она вышла из ванной, надеясь на перемирие. Квартира пахла хвоей и запекающимся мясом. Всё, казалось, наладилось.
В спальне на кровати лежало её тёмносинее бархатное платье с вырезом на спине, купленное к празднику за половину премии.
Оля, что, это собираешься надеть? раздался голос тещи, звуча прямо над ухом. Бархат полнит, ты в нём будешь как баба на чайнике. Цвет такой траурный. Новый год радость, блеск! Надо чтото светлое, лёгкое. У меня есть кофта с люрексом, могу одолжить.
Нет, спасибо, мне нравится это платье, и Вите тоже.
Вите всё равно, лишь бы ты его не портила. А я говорю женщине: это не идёт, подчёркивает все недостатки фигуры. Лучше в спортзал ходи, а не булки на ночь ешь.
Ольга молча начала одеваться. Застёжка молнии застряла, пальцы дрожали.
Давай помогу, а то порвёшь, теща дернула молнию так, что Ольга чуть не упала. Вот так. Смотри сама. Я предупреждала. Потом не жалуйся, что муж на молодых девушек смотрит.
К десяти вечера стол уже был накрыт: хрусталь блестел, свечи мерцали, гусь, румяный и ароматный, стоял в центре. Витя надел рубашку, теща облачилась в своё «праздничное» платье с люрексом и надела золотые украшения, превратившись в живую новогоднюю ёлку.
Ольга чувствовала себя выжатым лимоном. Настроения и аппетита не было. Ей хотелось лишь, чтобы вечер закончился.
Давайте провожать старый год! бодро воскликнул Витя, разлив шампанское. Год был тяжёлый, но мы справились. Главное мы вместе!
Точно тяжёлый, согласилась теща, поднимая бокал. Особенно для меня. Здоровье ни к чему, давление скачет, помощи нет. Сын работает, невестка вечно занята карьерой, внуков нет, одиночество
Мам, мы же звоним, приезжаем, попытался оправдаться Витя.
Звоните раз в неделю для галочки. Ладно, не будем о грустном. Выпьем за то, чтобы в новом году некоторые стали лучшими хозяйками и вспомнили о своём женском предназначении.
Ольга сделала глоток, чувствуя горечь шампанского.
Попробуйте салат, предложила она, поднося к тёще селёдку под шубой. Я сделала домашний майонез, как вы любите.
Теща взяла вилку, понюхала, скривилась и положила в рот. Жевала медленно, демонстративно, закатывая глаза.
Что сказать… наконец произнесла она. Селёдка пересолена, свёкла недоварена, хрустит. А майонез Оля, признавайся, ты туда уксус бросила? Кислятиной несёт за версту.
Там лимонный сок, как в рецепте, тихо сказала Ольга.
Лимонный сок! В шубу! Господи, кто тебя учил готовить? Твоя мать, царство ей небесное, тоже кулинаркой не была. Всё полуфабрикатами вас кормила. Вот и выросла белоручка.
Эти слова ударили под дыхание. Мать Ольги умерла три года назад, и она так и не смогла примириться с утратой. Мама была доброй женщиной, работала на двух работах, чтобы поддержать дочь, и, хотя и не готовила можжевеловые маринады, её дом всегда был тёплым и уютным.
Не смейте трогать мою маму, прошептала Ольга. Кровь запульсировала в лице.
Что я говорила? Правда говорить не грех. Витя, дай хлеб, иначе салат невозможно съесть.
Витя молча передал хлеб, не глядя на жену, жуя, как будто хотел стать невидимым.
В этот момент Ольгу охватил холодный прилив. Гнев, обида, усталость исчезли, заменившись ледяным спокойствием. Она посмотрела на мужа того, кто обещал быть рядом и в радости, и в горе, а теперь безмолвно позволял тёще топтать её память и унижать её труд.
Витя, тебе вкусно? спросила она.
А? он вздрогнул. Нормально. Оля, давай не будем ссориться за столом. Мама просто высказала своё мнение.
Мнение значит «нормально», сухо ответила она, вставая медленно.
Теща крикнула:
Оля, куда? За горячим? Рано ещё, посиди, скомандовала она.
Нет, я не за горячим, ответила Ольга и вышла из гостиной.
В спальне она сняла бархатное платье, повесила в шкаф, надела джинсы, тёплый свитер, собрала в сумку косметику, сменное бельё, пижаму и зарядку. В коридоре надела пуховик, шапку, сапоги.
Голос тещи доносился из гостиной:
…я и говорю соседке, зачем тебе эта мультиварка, еда в ней мертва! Лучше в русской печи Витя, где Оля? Обиделась?
Ольга посмотрела в дверной проём:
Я не обиделась, Тамара Игоревна. Я просто сделала выводы.
Витя уронил вилку.
Оля, ты чего? Куда собираешься? В джинсах?
Я ухожу, Витя.
В магазин? Чего не хватает? Я сбегаю!
Нет. Я ухожу из дома. Празднуйте. Ешьте гуся с яблоками, а не с можжевельником. Салаты можете выбросить, они отвратительные.
Оля, перестань устраивать цирк! возмутилась теща. Села за стол немедленно! Гости уже на пороге, куранты через час!
У меня нет гостей, спокойно ответила Ольга. У меня в доме два чужих человека: один меня ненавидит, другой мне плевать. С Новым годом.
Она развернулась к входной двери.
Оля! Оля, стой! Витя вскочил, опрокинув стул, и бросился за ней. Ты с ума сошла? Ночь на дворе! Куда ты пойдёшь?
К тому, кто меня ценит.
Оля открыла дверь.
Если ты уйдёшь сейчас, крикнул Витя, в голосе смешались страх и злость, мама обидится окончательно! Ты разрушишь семью!
Семью разрушил ты, когда позволил ей вытирать меня, сказала Ольга и захлопнула дверь.
На улице лёгкий пушистый снег. Было тихо, лишь гдето вдалеке начали взрывать петарды. Ольга вдохнула холодный воздух. Странно, но ей не было холодно. Ей было легко.
Она достала телефон и набрала номер.
Света, ты спишь?
Олька? Что случилось? Мы тут танцуем! Поздравляешь?
Свет, могу я к тебе сейчас прийти? Я ушла, наверное, навсегда. Стою у подъезда.
Голос подруги стал серьёзным:
Что случилось? Витя обидел?
Я ушла. Навсегда, наверное. С сумкой у двери.
Жду! Беги сюда! У нас весело, Мишка плов сварил, шампанского море! Код домофона помнишь?
Помню.
Ольга вызвала такси. Цена была космической новогодняя ночь, но ей было всё равно. Когда подъехала желтая машина, она села на заднее сиденье и впервые за весь день улыбнулась.
Квартиру Светы наполнял аромат мандаринов и плова. Света, в смешном свитере с оленями, обняла её так, что кости заскрипели.
Заходи, моя хорошая! Ой, да ты ледяная! Миша, наливай!
В гостиной собиралась разношерстная компания: дети, собака, пара друзей. Нет каменных лиц, только смех, музыка, бумажные салфетки, большая кастрюля плова, горы бутербродов с икрой и ведро мандаринов.
Олька, ты вовремя! крикнул Миша. Сейчас будем желания загадывать! Садись!
Ольге передали бокал и тарелку горячего плова.
Ешь! Ты же голодна, шепнула Света. Я тебя знаю, ты даже крошки в рот не возьмёшь, пока готовишь.
Ольга попробовала плов. Он был божественный, без «санитарных норм» и можжевельника, просто приготовлен с любовью.
Что случилось? спросила Света, когда куранты пробили двенадцать и всё закричали «Ура!», выпив шампанское и успокоившись.
Ольга коротко рассказала о гусе, салате, «пакле» на голове и молчании Вити.
Ну и козёл, резюмировала Света. А мамаша его просто ведьма. Правильно сделала, что ушла. Жизнь без неё светлая. Ты красивая, умная, найдёшь мужа, который будет тебя обнимать и тещу любить.
Телефон Ольги, стоявший на беззвучном режиме, светился, как новогодняя ёлка: двадцать пропущенных от «Любимый», пять от «Теща». Сообщения в WhatsApp: «Оля, вернись, штопор не можем найти!», «Оля, где салфетки?», «Оля, мама плачет, давление!», «Ты эгоистка, как могла бросить нас в праздник!».
Ольга читала их и смеялась, иронией до слёз. Это был смех освобождения.
Штопор они не могут найти пробормотала она, вытирая слёзы. Два взрослых не могут открыть бутылку и найти салфетку в шкафу. Беспомощные.
Забей, Света отобрала телефон. Сегодня твоя ночь. Пойдём танцевать!
Они танцевали до трёх утра. Ольге забылась усталость, боль в спине, обиды. Она чувствовала себя живой.
Утром первого января проснулась на диване у Светы. Голова слегка гудела, но настроение было боевое. Понимала, что пора ехать домой, не извиняться, а ставить точку.
Она вошла в собственный дом около полудня. Прихожая была тёмной, пахло перегаром и подгоревшим. На полу лежал тот самый штопор, который «не могли найти».
В гостиной царил хаос: стол не убран, остатки еды зазапотелиОльга, стоя у окна, взглянула на падающий снег и, собравшись с последними остатками силы, произнесла: «Новый год начнётся только тогда, когда я сама решу, что мне принадлежит».
