Я всё ещё твой сын, мама: письмо, которое не смогло не родиться
Мама, наверное, ты до сих пор сидишь на кухне, перебирая пожелтевшие открытки, где все поздравляют с моим рождением. Где улыбаются лица, которых уже нет. Хранишь мой первый чепчик, выпавший зуб, локон белокурых волос — словно пытаешься удержать время, когда я помещался на твоих ладонях. Но ни один альбом не вернёт прошлое. И всё равно ты бережёшь эти крохи — будто они драгоценнее икон. Потому что я — твоя кровь.
Я стал взрослым. Мне уже за тридцать, есть жена, ипотека, работа, где требуют быть железным. Но знаешь, мам? Я всё тот же мальчишка. Тот, что прибегал домой с синяками, с двойкой по физике, с комом в горле. Ты не допрашивала — просто гладила по голове. И я верил: завтра отругают, но сегодня просто приму. Без «почему» и «за что».
Хочу, чтобы ты знала — внутри я не изменился. Теперь ношу пиджак, плачу за коммуналку и молчу неделями. Не от равнодушия. Стыдно быть сломленным, неидеальным, не суперменом. Но в самые тяжёлые минуты я снова в нашей хрущёвке, где пахнет ватрушками, а твой голос бормочет: «Главное, что живой. Остальное наживём».
Помнишь, как в пятом классе ты купила мне куртку «на вырост» с уродливыми заплатками? Я ревел, кричал, что меня засмеют. А сейчас у меня такая же — только от «Gloria Jeans», выбранная модным дизайнером, и стоит она как твоя годовая зарплата в девяностых. Но под ней всё тот же твой сын.
Я часто думаю о детстве, мам. Это не просто прошлое — мой фундамент. Ты единственная, кто помнит, как я бредил ветрянкой, боялся Бабы-Яги в шкафу, рыдал над мёртвым хомяком Гошей. Ты прожила со мной каждый мой страх. Поэтому я навсегда твой.
Иногда так устаю… Мир требует быть сильнее, быстрее, умнее. На работе — гонка за премией. Дома — быть эталоном: мужем, отцом, каменной стеной. И лишь одно место позволяет снять маску. Твой порог.
Ты не читаешь нотаций, не спрашиваешь: «Когда уже научишься?» Ставишь чайник, кладёшь на стол блины и говоришь: «Выспишься — всё наладится». Здесь мне можно быть треснувшей вазой, а не сувениром с полки. И значит, я всё ещё твой мальчик.
В этой жизни нет ничего вечного, мам. Друзья предают, проекты горят, дети отдаляются. Но ты — как берёза у дома. Не сломалась ни под моими криками, ни под ледяным молчанием, ни под годами. Твоя любовь — не договор с пунктами. Она как воздух — невидима, но без неё задыхаешься.
Мама, я выбрал одну женщину. Лену. Сперва ты морщилась: «Что ты в ней нашёл?» А она… она как ты. Хранит сломанные игрушки дочек, записывает их смешные словечки, обнимает, когда мир кажется злым. Она учит их тому же, чему ты меня: «Неважно, что случилось — дом твоя крепость».
Глядя на неё, я меньше боюсь за завтра. Вспоминая тебя — меньше стыжусь своих слабостей. Потому что ты дала мне главное: умение любить. Теперь я передаю это дальше. В этом — наша бессмертность.
Спасибо, мама. За сохранённые дневники, за ночи у моей кровати, за «не реви, щас придумаем». За то, что даже сейчас… я всё ещё твой мальчик. И останусь им. Даже когда седина проберётся в виски.
