К своему шестидесятилетию я готовилась, словно к таинству. Закупала продукты, как будто собирала жертвенные дары, мечтая о тёплом круге родных лиц. Живу я с младшей дочерью — Светланой, ей тридцать, но замуж она словно и не собирается. А старший сын — Игорь, ему сорок, он с женой Татьяной и дочкой Машенькой.
Всё приготовила: щи, котлеты по-киевски, салат «Оливье», медовик. Заранее предупредила — праздник в воскресенье, чтоб все освободились.
Но в воскресенье никто не пришёл.
Звонила Игорю — трубку не взял. Тишина в квартире гудела, как зимний ветер в печной трубе. Вместо смеха — пустота. Вместо тостов — слёзы, что капали прямо на нетронутый торт. Светлана гладила меня по спине, но утешить не могла.
Утром собрала еду в сумку и поехала к ним. А вдруг беда?
Открыла Татьяна, сонная, в растрёпанном халате.
— Вам чего? — спросила, будто я соседка, пристающая с пустяками.
Сердце упало. Игорь только просыпался, потягивался на диване.
— Почему не пришли? — выдавила я.
Сын молчал. А Татьяна вдруг заговорила, как будто копила это годами:
— А зачем? У нас однокомнатная клетушка, которую вы нам милостиво отвалили. Сами в трёшке живёте. Места нет, даже второго ребёнка заводить не будем. Вам не жалко, что ли?
Я онемела.
Вспомнила, как мы втроём ютились в той трёшке. Я, Игорь и Света. Муж когда-то уехал в Минск и сгинул, как в черную дыру. Тянула детей одна. Родители помогли купить квартиру. Семь лет жила в проходной комнате, чтобы у сына с женой был свой угол. Даже когда свекровь умерла, оставив развалюху в Мытищах, я вложила в неё последние деньги, сделала ремонт и отдала им.
А теперь выходит — мало.
Я ехала домой, и ком в горле рос, как снежный ком. Вся жизнь — бессонные ночи, отказ от себя — и всё напрасно. Добро забывается. А потом его начинают считать долгом.
Я отдала им всё. А в мой юбилей даже из вежливости не пришли. Не позвонили. Им важнее обида за «не ту квартиру».
Обидно не из-за одиночества. А из-за того, что любила их больше себя. А им всё мало.
Теперь я знаю: благодарности ждать не стоит. Пора ставить себя на первое место. И больше не кормить тех, кто сыт по горло твоей жертвой.
