Я родила тройню, а мужик испугался и убежал даже из роддома меня не встретил.
Тройня? Вы же настоящая героиня, Валентина Михайловна! Все здоровые мальчик и две девочки! Вот это чудо!
Я всего лишь мама, улыбнулась я через туман усталости, пытаясь понять, что случилось за последние восемнадцать часов.
Это действительно было чудо и одновременно источник тревоги. Первые дни в роддоме прошли как в дымке между измотанностью и новым, безграничным счастьем.
Я лежала на твердой больничной койке, собираясь с силами после тяжёлых родов, представляя, как Фёдор впервые посмотрит на наших малышей.
В голове уже был Лёша с его озорными глазами, а девочки темноволосые, как я. Врачи обещали принести детей, как только завершат все процедуры.
Я ждала Фёдора на следующий день, но он не пришёл. Писали в почтовый ящик, просили передать записку Может, не дозвонились? В лесхозе уже третий день обходят участки, наверное, там и задержался.
Третий день мне привезли банку компота, сырники, чистые пеленки. Но это была не его доставка подбросила соседка.
На клочке бумаги было написано: «Фёдок опять пьёт, Валя. Думаем, дед Григорий тебя заберёт. Не переживай, подставим плечо». Подписались: Таня, Вера, Зоя.
Руки вдруг стали холодными, липкий страх просочился под кожу.
Еще пять дней назад я была обычной деревенской женщиной, ждующей первого ребёнка, а теперь мамой троих, даже отец не захотел их увидеть. Чувство предательства медленно сжимало грудь.
Из коридора донёсся гул тяжёлых шагов.
Валентина, заговорила медсестра, к вам приехал забрать дед Григорий. Он даже на повозке приехал! Ждёт у запасного входа, у пищеблока.
Медсестра помогла собрать вещи, переодеть малышей. Её руки работали быстро, уверенно, с опытом и нежностью, аккуратно укутывая крошки в пледы.
Держите, простала она свёрток. Это ваша старшая дочка.
Я взяла на руки Алёну. Так я её назвала самая тихая из троих. Акушерка говорила, что она появилась на свет на пару минут раньше сестрёнки.
Вторую девочку я назвала Викторией, в надежде, что она сможет выдержать всё. А мальчика Лёшей, в честь деда.
Мы вышли на крыльцо. Я шла осторожно, каждый шаг отдавался тупой болью в теле.
Дед Григорий стоял у старой повозки, запряжённой задумчивой кобылой. Увидев нас, бросил сигарету в сугробы.
Ну что, мамуля? Поехали, сказал он, бережно принимая из рук медсестры двух других малышей и укладывая их в подготовленные одеяла. Прорвёмся.
Всё время я молчала. Снег сгущался, но дорога к деревне была утоптана, и повозка мягко скользила между сугробами.
Дед время от времени слегка тянул за вожжи, чтото себе бормоча. Мы проехали мимо колхозных полей, лесосмуги, переехали мосток, и наконец издалека выглянула крыша нашего дома.
Подожди ещё чутьчуть, пробормотал дед, помогая мне выйти.
Дети остались в повозке, и я боялась даже на секунду отойти. Но нужно было открыть дверь, разжечь печь.
Григорий поднял коляски, а мои руки дрожали от усталости и тревоги. Он первым вошёл в хату, я вслед за ним. И застыла.
Посреди комнаты стоял Фёдор. Вокруг открытый чемодан, разбросанные вещи. Он поднял голову и посмотрел на меня, как на чужую.
Что ты? мой голос звучал глухо, не слушаясь меня.
Я не готов. Не рассчитывал на тройню, его взгляд скользил мимо меня. Ты справишься сама. Прости.
Дед Григорий осторожно поставил коляски у лавки у печи. Я увидела, как вены на его шее запульсировали.
Ты что, совсем с ума сошёл, Фёдор? Оставляешь трёх детей и жену? голос его гремел, как гром.
Не лезь, старик! выкрикнул Фёдор и снова погрузился в свои вещи.
Совести нет! дед схватил его за плечо, но тот вырвался и запер сумку.
Фёдор, сделала я шаг вперёд. Посмотри хотя бы на них
Он бросил взгляд на коляски и молча пошёл к двери. Перешагнул порог, прошёл двор, вышел в сугробы и исчез в метели. Как будто его и не было.
Я упала на пол и почувствовала, как внутри гаснет чтото. Дышала, но в душе царила пустота.
Первый год стал настоящим испытанием, таким, которое не пожелаете даже врагу.
Каждый день я вставала на рассвете и лёгла лишь к полуночи. Пелёнки, бодики, бутылочки, соски. Жизнь превратилась в бесконечный цикл забот. Одно кормит другое плачет
Переодевая троих, я возвращалась к началу. Кожа на руках трескалась от постоянного стирки, пальцы покрылись мозолями от выкручивания влажных пелёнок.
Мы выживали благодаря чуду. Каждое утро у порога появлялось чтото новое кувшин молока, пакет крупы, связка дров. Односельчане помогали молча, без объяснений.
Чаще всего приходила Таня. Она помогала мыть малышей, научила готовить смесь, когда моего молока уже не хватало.
Держись, Валюша, говорила она, умело укутывая Лёшу. В деревне люди не пропадают. А твой Фёдок дурак. А ты счастлива. Бог тебя детей благословил.
Дед Григорий приходил каждый вечер проверял, не промёрзла ли печь, не протекает ли крыша.
Однажды он привёз несколько мужиков они отремонтировали сарай, заменили гнилые доски, заделали щели в окнах.
Когда наступили первые морозы, Вера принесла шерстяные носки по три пары каждого размера. Маленькие росли не по дням, а по часам, несмотря на ограниченное кормление и бытовые трудности.
С приходом весны дети начали улыбаться. Алёна отличалась уравновешенностью, даже в младенчестве она смотрела на мир, как будто всё понимала.
Вика, наоборот, была громкой, требовательной, часто привлекала внимание громким плачем. А Лёша непоседливый и любопытный, как только научился переворачиваться, сразу же стал исследовать всё вокруг.
Тем летом я училась жить заново. Прикрепляла одну люльку к спине, двоих малышей ставила в самодельную тачку и шла в огород. Работала между кормлениями, стиркой, короткими снами.
Фёдор не появлялся. Иногда доходили слухи видели его в соседней деревне: опухшего, небритого, с мутным взглядом.
Я уже не злилась на него. Нет сил на горечь. Оставалось лишь любовь к детям и борьба за каждый новый день.
К пятой зимой жизнь постепенно наладилась. Дети подросли, стали самостоятельнее. Они помогали друг другу, вместе играли, а потом пошли в детский сад. Я устроилась работать в сельскую библиотеку хоть бы на полставки. По вечерам приносила домой книги и читала их детям перед сном.
Зимой в деревню приехал новый слесарь Андрей. Высокий мужчина с седой бородой, морщинами вокруг глаз. На вид ему было чуть за сорок, но держался так прочно, что выглядел гораздо моложе. Впервые он зашёл в библиотеку в феврале, когда за окном бушевала метель.
Добрый день, сказал он чуть хрипло. Есть ли чтонибудь интересное почитать по вечерам? Может, Дюма?
Я протянула ему потрёпанный том «Трёх мушкетёров». Он поблагодарил и ушёл. На следующий день вернулся с деревянной игрушкой в руках.
Это для ваших малышей, сказал, показывая резного деревянного коня. У меня руки к столярке.
С тех пор он стал приходить регулярно то заменить книгу, то принести новую игрушку.
Лёша принял его сразу бросался к нему, хватал за руку, тянул к «сокровищам». Девочки были осторожнее, но со временем тоже стали к нему тянуться.
В апреле, когда снег уже таял, Андрей принёс мешок картошки.
Это вам, сказал просто. Хороший сорт, как раз для посадки.
Я смутилась после Фёдора я давно не принимала мужскую помощь.
Спасибо, но я и сама справлюсь
Знаю, кивнул он. Все знают, какая ты сильная. Но иногда принять помощь тоже сила.
Тут из куты выскочил Лёша с палкой в руках:
Дядя Андрей! Смотри, какой меч! Сделаем настоящий?
Конечно! улыбнулся Андрей и присел рядом. А для твоих сестер тоже сделаем чтонибудь красивое.
Они пошли в сарай, обсуждая будущие изделия. Я наблюдала за ними и впервые за долгое время почувствовала, как в душе возникает тепло.
Летом Андрей приходил ещё чаще. Помогал в огороде, чинил забор, проводил время с детьми.
Алёна и Вика уже не стеснялись делились с ним своими секретами. А со мной рядом было спокойно без суеты, без лишних слов.
В сентябре, когда дети уже спали, мы сидели на крыльце. Над головой звёздное небо, вдалеке слышалось лаяние собак.
Валю, сказал Андрей, позволь мне быть рядом не просто так. Не как гость. Я люблю твоих детей как своих.
В его глазах блестела искренность, без капли сомнения.
Я молчала, глядя на звёзды. Иногда судьба отбирает, чтобы потом отдать куда больше. Нужно лишь дождаться.
Пятнадцать лет с того момента, как родились малыши, прошли, как один миг. Наш двор изменился крепкий забор, новая крыша, добротный сарай с курятником. Андрей построил веранду с большими окнами.
Теперь каждый вечер мы собирались там вместе. Лёша, уже высокий подросток, превзошёл Андрея. Его руки покрылись мозолями всё лето он работал в кузнице.
Алёна готовилась к поступлению в педагогический институт, а Вика творческая, непоседливая, заполняла тетради стихами.
Я работала полный день в библиотеке. Дети обращались ко мне с уважением: «Валентина Михайловна». Иногда подменяла учителей, вела уроки литературы, делилась мыслями о жизни, выборе, силе духа.
Андрей стал мастером на все руки. Открыл мастерскую, где чинил всё от замков до моторов.
Лёша часами работал рядом перенимал навыки. Уже давно звал Андрея «тато», а девочки «наш».
В день выпуска Вики, когда мы шли домой, ктото окликнул нас. Мы обернулись.
У школьного забора стоял Фёдор. Сморщенный, измождённый, в поцарапанном плаще. Он сделал пару шагов.
Андрей, помоги. До пенсии хоть десятку
Мам, кто это? хмурился Лёша.
Сердце сжалось. Сын не узнал своего отца.
Алёна встала передо мной, как щит. Вика обняла Андрея.
Сейчас, сказал Андрей, достав десятку.
Фёдор уставился на детей, будто искал знакомые черты. Но их уже не было. Они стали нашими.
Ваши? кивнул он.
Наши, твёрдо ответил Андрей.
Фёдор взял деньги, ушёл без слова, без взгляда.
Мам, кто это был? спросила Вика, когда мы зашли в дворику.
Когдато я его знала, тихо ответила я, закрывая калитку. Очень давно.
Тот вечер был как всегда: смех, истории, тепло. И спокойствие, которое приходит после долгой борьбы.
Когда дети уснули, мы с Андреем сидели на веранде. Его ладони сжимали мои.
О чём думаешь, Валю?
О жизни. О том, что не каждое падение конец. Чаще это просто новое начало.
И я знала: всё, что случилось, не было зря. Теперь у меня есть всё. Больше, чем я когдалибо могла мечтать.
