Когда Светлана впервые разглядела две полоски на тесте, она прилипла к кафелю ванной так крепко, будто это была единственная твердая поверхность в опрокинувшемся мире. Тишина стояла такая, что слышалось, как в голове стучат мысли: «Ну вот, геройство… А дальше-то что?»
Двадцать четыре года, перспективная работа в московской конторе, свежеиспечённая ипотечная однушка — жизнь, казалось, шла по накатанной. Детей Света планировала «после тридцати, не раньше». Уж точно не сейчас. И уж точно не от него.
Он был женат. Причём «со стажем» — двое детей, кот, дача в Подмосковье. Всё как у людей. Но ворвался в её жизнь с шумом новогоднего фейерверка — обаятельный, солидный, знающий цену себе и деньгам. Никаких иллюзий не строил: «Люблю жену, семью не брошу. Но если что… ребёнка обеспечу. Полностью. Только без сцен, ладно?»
Осознание, что внутри уже живёт этот «если что», три ночи выбивало из Светы сон. Аборт? Страшно — вдруг больше не получится. Решить рожать — оказалось проще, чем сказать об этом родне.
Мать ревела в подушку. Сестра Лида — единственная, кто обняла и сказала: «Разберемся». Брат Максим отреагировал как типичный мужчина: «Ну, поздравляю. Чайку подержать?» А отец… Отец взорвался так, что соседи этажом ниже перестали сверлить стену.
«Родить?! От чужого мужа?! Без колеца, без ничего?! Да ты позор семьи!»
Его крик на всю трёшку сменился ледяным молчанием. Ни звонков, ни смс. Даже взгляд в сторону дочери — как на пустое место. Мать заикнулась о примирении — он и с ней две недели не разговаривал.
Рожала Света одна. Дочку назвали Алисой — курносенькая, с глазами, как два блюдца варенья, и смехом, от которого щемило где-то под рёбрами. Отец ребёнка исправно переводил деньги, но на горизонте не маячил. «Ну и ладно, — думала Света. — Будем вдвоём. Зато свои».
Годы текли, как вода в раковине с протекающим краном. Алиса росла шустрой, болтливой и до невозможности обаятельной. Света крутилась, как белка в колесе: работа, садик, больничные. Иногда казалось, что сил нет, но стоило дочке принести ей свой «рисунок» (шедевр из каляк-маляк) — и мир снова становился на место.
Через шесть лет Макс позвал их на свадьбу. «Папа будет, — предупредил. — Но я хочу, чтобы ты пришла. За тобой заеду».
Света ехала с опаской. Боялась этого взгляда сквозь себя, этого каменного лица. Но поехала — ради брата. Ради Алисы.
Свадьба гремела, как метро в час пик. Гости орали «Горько!», тётки в пайетках отплясывали под «Лабутены». Света держалась в тени, как неприкаянная тень. Алиса же носилась между столами, пока однажды… исчезла.
И тут Света увидела сцену, ради которой, кажется, стоило родить эту девочку. В углу зала её отец, суровый как Уральский хребет, копошился с Алисой в какую-то игру. Она что-то шептала ему на ухо, он вдруг засмеялся — искренне, по-детски. Гости перешёптывались: «Видал? Дед-то оттаял!»
Перед самым отъездом он подошёл, кряхтя, как будто слова давались ему тяжелее мешка картошки:
«Останьтесь сегодня. Место есть».
Это не было «прости». Это было «давай попробуем».
Теперь каждые выходные — деревня, щи, папины «ну-ка, внучка, покажи, чему тебя в садике научили». Он водит Алису на рыбалку, покупает ей мороженое пачками и хохочет так, что дрожат стёкла. Прошлое он похоронил молча. Зато настоящее — с внучкой на коленях — оказалось ярче, чем он мог представить.
А Света? Света наконец перестала чувствовать себя виноватой. Потому что дом — это не стены. Это когда тебя снова ждут.
