За столом с родителями… которые меня не узнали
Это не сказка, не киносценарий и не байка. Это правда, от которой кровь стынет в жилах. Историю, услышанную от подруги тёти, я запомнила навсегда. Перескажу её так, как слышала — иначе не передать той боли, смятения и мужества, с которым она прошла этот путь.
Меня зовут Людмила, и детство моё прошло в детском доме. С полутора лет — без тепла, без сказок на ночь, без маминой песни. Только казённые стены, чужие голоса и пустота внутри. Со мной оставили записку — несколько строк о том, что родителям пришлось отдать меня из-за нищеты. Дело было в лихие девяностые, когда рушилось всё: Союз, семьи, судьбы. Я верила. Хотела верить, что им некуда было деваться. Что вернутся.
Воспоминаний не осталось, только фотокарточки. Пожелтевшие снимки, где они — мать, отец и я, крохотная. Эти фото были моей отдушиной. Ночами разглядывала их, впитывая каждую черточку их лиц, каждую трещинку на стене. Ждала, что однажды дверь в группу откроется — и они придут.
Но шли годы. В восемнадцать я ушла из детдома. Поехала в большой город — тот самый, где когда-то сделали те фотографии. Жила в съёмных углах, перебивалась случайными заработками, но поступила в университет — упрямство и зубастость помогли. А потом появился он — Дмитрий. Чуткий, надёжный, с добрыми глазами. Встречались полтора года. Он стал моей опорой. Впервые я почувствовала себя не брошенным ребёнком, а женщиной, желанной и любимой.
Однажды Дима предложил познакомить меня с родителями. Они жили в Нижнем Новгороде, а он перебрался в мой город по работе. Я боялась. Отнекивалась, ссылалась на учёбу, на нехватку времени. Но он настаивал, говорил, что мать давно хочет увидеть будущую невестку. В итоге я согласилась.
Приехали в субботу. Нас встретили супуги лет шестидесяти — опрятные, гостеприимные, с манерами старых интеллигентов. Дом — просторный, ухоженный, с намоленными стенами. В гостях была ещё одна семья — младшая сестра свекрови с мужем и дочерью. Все учтивы, чай наливали, о свадьбе говорили, планы строили.
А у меня внутри всё оборвалось. Что-то было не так. Страшно не так. Не могла понять, откуда это чувство — будто я здесь уже стояла. Эти обои, эта люстра, портреты в резных рамках… И вдруг — будто током ударило. Я узнала эту квартиру. Ту самую, что десятки раз видела на фотографиях. Эти стены, этот сервант, даже скатерть на столе — всё до боли родное. Здесь я была маленькой. Здесь меня оставили.
Я поняла: передо мной — мои отец и мать. Те, кто отвёз меня в детдом и забыл. А потом, через несколько лет, родил другую дочь и жил дальше — как будто меня не существовало. Девушка за столом — моя сестра. Но только для них. Не для меня.
Не помню, как встала. Пробормотала что-то о головной боли. Поблагодарила за чай. И вышла. Просто вышла. Слёзы жгли щёки, ноги подкашивались. Сердце рвалось на части. Но я не вернулась.
Дима звонил, волновался. Долго молчала, потом выложила правду. Он обнял меня и сказал: «Я с тобой». И остался.
Мы поженились. С его родителями он видится редко — холодно, по обязанности. Они так и не узнали, кто я. Я сменила имя после выпуска из интерната. Дату рождения тоже подправила — все знают другую, кроме мужа. Когда его мать спрашивала про день рождения, я называла не ту цифру. Она не замечала. И никогда не заметит.
А я? Я живу. С мужем, с сыном. С прошлым, которое не отпускает, но больше не командует мной. Я простила. Но не забыла. И вряд ли смогу. Зато теперь я точно знаю: семья — это не те, кто дал тебе жизнь. А те, кто эту жизнь согревает.