Та самая жительница пятого
Татьяна Сергеевна считала себя начальником домового штаба. Она всегда в курсе: кто опоздал, кто скандалит, у кого крыша едет от долгов по счётчикам. Вот только жительница этажа сверху оставалась для неё сплошным темным пятном.
Появилась та незаметно. Татьяна помнила: квартира пятьдесят три застоялась после смерти дяди Миши. Племяши его, из Владивостока, наведывались редко, ковырялись в пожитках, потом сбагрили. А кто подобрал — неведомо.
— Спекулянты, поди, перекупают, — бросала соседка Галина Петровна, столкнувшись у почты. — Нынче это модно, квартиры мелькают как картошка на развале.
Но вырисовалось иначе — квартиру заселили. Узнала Татьяна по тихонькой музыке сверху да стуку каблучков по ступенькам. Именно шпилек — не тапок, не кроссовок, а настоящих туфель. В их хрущёвке такой роскошью баловались единицы.
Впервые Татьяна Сергеевна ухватила новосёлку врасплох. Заглянула в глазок-шпион, услышав шепот на лестнице, и обомлела. Напротив, у своей двери, стояла статная дама в элегантном бежевом пальто. Волосы — строгий пучок, в руках — букет белых роз.
— Огромное спасибо, — вещала незнакомка мужчине солидных лет в костюме. — Непременно вручу.
Мужчина кивнул, пробурчал что-то и потопал к лифту. Женщина же задержалась, глядя на цветы, тихо охнула и растворилась за дверью.
— Галя, новую соседку приметила? — допытывалась Татьяна у подруги на лавочке под окнами.
— Какую новую?
— С пятого. Пятьдесят третью заняла.
Галина Петровна помотала головой:
— Нет. А что, молоденькая?
— Да нет… лет под пятьдесят. Красивая, ухоженная. И одета со вкусом, не то что мы, ситчики.
— Видать, денежная, — вынесла вердикт Галина. — Раз квартиру в центре отгрохала.
Татьяна кивнула, но чуяла подвох. Капиталисты обычно не селятся в их старой коробке с дышащим на ладан лифтком и облезлыми стенами. Их удел — новостройки да резиденции с консьержкой.
Постепенно Татьяна Сергеевна уловила тенни: к жительнице пятого частенько наведывались гости. Всегда мужского пола, всегда с флористикой. Заходили вразнобой — кто к обеду, кто к закату. Одни выбегали через минут двадцать, другие задерживались на часик. Но все без исключения — костюмы по фигуре, осанка царская.
— Может, художница? — предположила Галина Петровна, услышав доклад Татьяны. — Или пианистка? У артистов народ вечный.
— Художница с такими капиталами? — фыркнула Татьяна. — Видала ты таких богатых богемцев?
Галина пожала плечами, признав слабость версии.
Любопытство Тани Сергеевны росло с каждым часом. Стала специально подслушивать, вылетать к мусоропроводу под шумок соседских шагов. Но барышня словно сквозь землю проваливалась. То ли ходила как кошка, то ли чуяла слежку и увиливала.
Разгадка пришла сама. Татьяна возвращалась из поликлиники. Настроение — ниже плинтуса: врачиха ничего путного не вывела, только направления на анализы пихает. В лифте столкнулась с Федей-слесарем из домоуправления.
— Здрасте, Тань Сергеевна, — брякнул Федя, таща ящик с клюшками.
— Привет, Федор. Куда путь держишь?
— На пятый, кран починять. Заявка припёрлась.
Татьяна навострила уши:
— В пятьдесят третью?
— Ага. Там барыня сидит, занятная. Вечно чаем угощает, печенькой наперегонки. И платит сверху, к слову.
— Неужто? А кто она по жизни?
Федя почесал затылок:
— Баба добренькая. Вежливая, фраернутая. Только печаль в глазах. Да одна одишёнешька.
— Как одна? А мужики к ней пачками ходят!
Слесарь уставился на Татьяну:
— Какие мужики? Я там штуки четыре раза был — ни одной бороды. Вечно одна, как перст.
Таня задумалась. Либо Федька брешет, либо она кукуху теряет. А может, соседка осторожничает и прячет гостей при посторонних.
Отгадка прикатила через неделю черти откуда. Татьяна Сергеевна лоб-в-лоб сцепилась с загадочной соседкой в маркете. Та стояла у молочной витрины, изучая сроки на баночке ряженки.
— Из
Теперь они иногда пили чай на кухне у Марины Петровны, обсуждая сорта помидоров и смешные истории про старого кота Василия, а Елена Владимировна даже подарила соседке горшок с геранью «правильного», как оказалось, сорта.
