— Разбирал тут старые вещи, — сказал Николай Сергеевич, — и на чердаке случайно нашел письмо…
— А я помню, как ты часто писал маме, особенно по праздникам, — улыбнулась Алевтина, разглядывая новые морщинки на лице отца.
— Да только оно не мое. Адрес какой-то странный… Деревня Рассветная. И марка целая. А у нас там и знакомых-то никогда не было!
Николай Сергеевич почесал затылок, пытаясь вспомнить, откуда у него этот конверт. Собственно, поэтому он и обратился к дочери. И не зря.
— Папа, ты же рассказывал, что когда я родилась, ты работал на почте? Может, оттуда? Потому что в Рассветной у нас точно никто не жил, это я знаю.
— Хм… — Николай Сергеевич задумался, потом вдруг хлопнул себя по лбу. — Да я же старый дурак! Точно. Я тогда ногу сломал, потом сумку с почтой потерял. Еще выговор получил и за этот мешок деньги отдал — восемьсот рублей, как сейчас помню.
— Ого! Значит, письмо так и не дошло? — заинтересовалась Алевтина.
— До кого? — нахмурился Николай Сергеевич.
— Ну, до адресата.
— А, так это ж ей! — усмехнулся он. — Письмо женщине.
Отец с дочерью замолчали. Николай Сергеевич вспоминал почтовые будни, одни из самых тяжелых в его жизни, а Алевтина гадала, что же внутри. Она даже попробовала посветить фонариком сквозь конверт, но сквозь плотную бумагу ничего не разобрать.
— Может, отвезти его? — не выдержала она.
— Да куда теперь? — сразу оживился Николай Сергеевич. — Прошло двадцать лет, может, уже и нет никого. Да или померли, как водится.
— А вдруг? Давай попробуем! Это же так интересно. Может, ты чью-то судьбу изменил! — Алевтина бережно взяла конверт. — Я отвезу. Завтра же утром поедем!
Рассветная встретила их тишиной и спокойствием. Сорок километров по летней дороге подарили им ощущение маленького приключения.
Узкие улочки деревни были незнакомыми, но новые указатели помогали не заблудиться. Алевтина вела машину медленно, сверяясь с адресом. Николай Сергеевич с любопытством разглядывал окрестности.
— Вот, дом тридцать пять, — Алевтина остановилась у аккуратного деревянного забора с резной калиткой.
На стук вышла женщина лет шестидесяти, с добрыми морщинками и сединой в тёмных волосах. Она окинула гостей настороженным взглядом.
— Здравствуйте! — громко сказала Алевтина. — Мы к вам по странному делу. Двадцать лет назад одно письмо должно было попасть к вам, но затерялось в нашей семье. Теперь мы нашли его и решили вернуть.
Женщина пристально посмотрела на них, в глазах — недоверие.
— Какое письмо?
Алевтина достала пожелтевший конверт:
— На имя Татьяны Фёдоровны Смирновой.
— Да, это я, — сказала женщина. — Но не помню, чтобы ждала письма. Тем более двадцать лет назад. Кто отправитель?
Она взяла конверт, пробежала глазами по строчкам, но имя отправителя ничего ей не сказало.
— Заходите в дом, — неожиданно предложила Татьяна Фёдоровна. — Такие дела на пороге не обсуждают.
Николай Сергеевич и Алевтина переглянулись и вошли во двор. Всё здесь дышало ухоженностью, будто хозяйка ждала гостей.
Через десять минут они сидели за столом. Татьяна поставила чайник и чашки.
— Угощайтесь, — коротко бросила она.
Сев напротив, она раскрыла перочинный ножик и аккуратно вскрыла конверт. Алевтина предложила:
— Может, оставить вас одну?
— Вам же тоже интересно, — улыбнулась Татьяна. — Да и мне страшно читать нежданное письмо в одиночку.
Николай Сергеевич громко отхлебнул чай. Алевтина бросила на него осуждающий взгляд, но хозяйка не заметила. Татьяна развернула листок, глаза её забегали по строчкам. Внезапно она побледнела, рука с письмом бессильно опустилась на колени.
Алевтина вскочила, не зная, чем помочь. Она рванула на кухню за водой, спотыкаясь о незнакомую мебель.
— Сейчас, Татьяна Фёдоровна! Папа, помаши ей! — крикнула она через плечо.
В голове крутилось одно: что же там написано?
Вернувшись со стаканом воды, Алевтина увидела, что Татьяна уже держит письмо у груди, цвет лица понемногу возвращается.
— Вот, попейте.
— Спасибо, — женщина сделала глоток. — Простите, что напугала.
— Это мы вас напугали… — виновато пробормотал Николай Сергеевич.
— Вы даже не знаете, что сделали, — Татьяна посмотрела на него.
Алевтина уставилась на отца, но тот лишь развёл руками.
— Вы изменили всю мою жизнь…
Глаза Татьяны выражали целую гамму чувств — от боли до странного облегчения.
— Это письмо от любовницы моего мужа… — она с трудом подбирала слова. — У них был роман, о котором я не знала.
— Вы не догадывались?
— Нет. Вернее, чувствовала, но не верила. Двадцать лет назад мы сильно поругались с Виктором. Я его избегала — сердце чуяло ложь. Тогда не то что сейчас — ни телефонов, ни сообщений. Он стоял под окнами, умолял поговорить. А потом я узнала, что беременна. Сказала Виктору — и он будто подменился. С той минуты ни разу не дал повода усомниться. А теперь… теперь я всё поняла.
Голос её дрожал, но не от слёз, а от осознания.
— Знаете, что самое обидное? — она посмотрела на гостей. — Что я уже не смогу посмотреть ему в глаза…
— Почему? — наивно спросила Алевтина, но отец толкнул её под столом.
— Ви— Виктора нет в живых уже два года, — прошептала Татьяна Фёдоровна, и в этот момент она вдруг поняла, что прощение — это не слабость, а освобождение, которое приходит только с великой мудростью.
