— Мам, ну открой же! — кулаки Игоря стучали по металлической двери так, будто он собрался высадить её с корнем. — Я знаю, ты дома! Машины нет — значит, никуда не уехала!
Валентина Ильинична сидела в кресле, стискивая чашку с остывшим чаем. Руки дрожали так, что блюдце звенело, будто бубенцы на тройке.
— Мам, ну что за дела? — голос сына стал срываться. — Соседи говорят, ты уже неделю как крепость — никого не пускаешь! Даже Свету!
При имени невестки Валентина Ильинична скривилась. Светочка. Его драгоценная Светлана, ради которой он готов был и не на такое.
— Мам, я слесаря вызову! — пригрозил Игорь. — Дверь взломаем!
— Не смей! — крикнула Валентина Ильинична, не оборачиваясь. — Руками не трогать!
— Мам, да что случилось-то? Объясни!
Она закрыла глаза, пытаясь собрать мысли в кучу. Как сказать сыну то, что подслушала в поликлинике?
— Мам, ну пожалуйста, — голос Игоря смягчился. — Мы с Светой волнуемся.
«Волнуется». Конечно. Наверняка боится, что планы рассыпятся.
— Иди, Игорь. И больше не приходи.
— Мам, ты заболела? Температура? Врача вызвать?
— Врач мне не нужен. Нужно, чтобы ты отстал.
Она подошла к окну. Во дворе Игорь стоял, уткнувшись в телефон. Наверняка докладывает Свете, что мать «опять за своё».
Сын поднял голову, увидел её и махнул рукой: мол, поднимаюсь. Валентина Ильинична отвернулась и снова бухнулась в кресло.
Через минуту стук повторился.
— Мам, мы с Светой. Открой, ладно?
Крепче сжала зубы. Притащил её. Жену, которая так заботливо «обустраивала будущее».
— Валентина Ильинична, — пропела за дверью Светлана. — Это я. Откройте, пожалуйста. Игорь места себе не находит.
Какая артистка. Даже голосок подлаживает, будто в сериале играет.
— Мы вам пирожков принесли, — продолжала Светлана. — С капустой, ваши любимые.
Пирожки. Горько усмехнулась. Пару месяцев назад невестка «случайно» узнала, что свекровь их обожает, и теперь таскала постоянно. Ну просто ангел во плоти.
— Валентина Ильинична, ну скажите хоть слово! — голос Светланы дрогнул. — Мы же переживаем!
— Переживаете, — прошептала Валентина Ильинична так тихо, что за дверью не услышали.
— Мам, я отсюда не уйду! — заявил Игорь. — Хоть до утра проторчу!
Она знала — не блефует. Упрямый, как сибирский валенок.
— Ладно, — сдалась. — Но только ты. Один.
— Чего?
— Свету отправь домой. Будем говорить без свидетелей.
За дверью зашептались.
— Мам, ну почему? Она же тоже переживает!
— Потому что я так сказала. Один — или никто.
Ещё минутка шёпота, потом голос Светланы:
— Хорошо, Валентина Ильинична. Я ухожу. Игорь, позвони, как разберёшься.
Валентина Ильинична дождалась, пока шаги стихнут, медленно повернула ключ.
Игорь ворвался в квартиру, как метель в марте, схватил мать в охапку, начал осматривать.
— Мам, ты как скелет! И бледная! Что случилось? Заболела?
— Не болела, — вывернулась из объятий и двинула на кухню. — Чай будешь?
— Буду. — Игорь уставился на неё. — Говори, что стряслось. Почему неделю как монашка затворницей живешь?
Валентина Ильинична поставила чайник, обернулась.
— А кому я тут дверь открывать должна? Чтоб добрые люди заходили?
— Мам, ну что за бред? Тебе же и в магазин надо, и к врачу…
— В магазин тётя Катя ходит. Деньги даю — приносит. А к врачу не пойду.
— Почему?!
Налила кипяток, бросила сахар.
— Потому что в прошлый раз наслушалась там такого, что лучше б оглохла.
Игорь нахмурился.
— Что именно?
— Твою жену. С подружкой болтала по телефону. Думала, меня нет рядом.
— И?
Валентина Ильинична села напротив, впилась взглядом. Такой родной взгляд, точь-в-точь как у покойного мужа. Неужели этот человек способен на… такое?
— Говорила, как мою квартиру продавать будут. Как меня в дом ветеранов сплавим. Как бабки поделят.
Игорь побелел, будто мел.
— Мам, ты что-то перепутала. Света никогда…
— Всё я расслышала, — перебила. — Слово в слово. «Игорь, — говорит, — уже согласился. Говорит, матери одной опасно. Оформим её в приличный пансионат, квартиру сольём. На ипотеку хватит».
— Мам, я ни…
— Не перебивай! — повысила голос. — Ещё сказала: «Хорошо, что свекровь душка, верит в нашу любовь. А то уже достала».
Игорь сидел, уткнувшись в стол. Кулаки сжаты так, что костяшки побелели.
— Мам, клянусь, я ничего такого не говорил. Может, она фантазировала?
— Фантазировала? — горько усмехнулась. — А почему тогда адрес пансионата назвала? И что квартиру за шесть миллионов оценили?
— Она оценщиков вызывала?! — глаза Игоря округлились.
— Выходит, так. Или ты думаешь, цифры с потолка взяла?
Он провёл рукой по лицу.
— Мам, я… понятия не имел. Она мне ни словом не обмолвилась.
— А может, обмолвилась, да ты не расслышал? Может, потихоньку мозги промывала?
Подошла к окну. Во дворе малыши гоняли мяч. Беззаботные, как воробьи.
— Знаешь, Игорь, — сказала, не оборачиваясь. — Может, она и права. Может, я и правда вам кость в горле.
— Мам, хватит!
— А что? Трешка у меня одна, а вы в хрущёвке задыхаетесь. Бабки лежат, а вы кредиты платите. Старая уже — упадёшь, сломаешься…
— Если боишься одна жить — давай к тебе переедем! Я сто раз предлагал!
Она повер— Предлагал, — вздохнула Валентина Ильинична, — а вот спросила бы у своей Светки, как она на это смотрит…
