**Дневник**
Сегодня снова вспомнил тот день, когда впервые увидел их — Павлика и Аньку.
— Павлик, идём есть, — ласково позвала нянечка Татьяна.
— Не хочу, — буркнул мальчишка, уткнувшись носом в стекло.
— Павлуша, давай.
— Не-е-ет! — закричал он, затопал тоненькими ножками в потрёпанных колготках. — Мама придёт!
— Мама придёт позже, а сейчас поешь.
Тут в коридор ворвалась воспитательница Лена:
— Что тут за цирк? Татьяна Михайловна, марш в столовую!
Она схватила Пашку за ворот и потащила к столу. Пихала ему в рот холодные макароны, а он вырывался, кричал.
— Жри, сопляк, жри!
Дети вокруг застучали ложками по мискам.
— Зачем так, Елена Демидовна? Они же малыши, — чуть не плача, прошептала Таня.
— Какие малыши? — фыркнула та. — Будущие уголовники, как их мамаши. Воры, убийцы!
Пашка свалился на пол, закатился в истерике:
— Ма-а-амка! Хочу к мамке!
— Заткнись, дрянь!
В дверях появилась заведующая.
— Что за шум?
— Дубцова опять бунтует.
Пашка встрепенулся, услышав фамилию.
— Чей ребёнок?
— Дубцовой. Ах да, этой бешеной. Забирайте его, мать пришла.
Мальчишка рванул вперёд, вцепился в худые ноги женщины, что стояла в дверях.
— Мамка… мамка…
Та села прямо на пол, обняла сына, прижала к себе. Шептала что-то тихонько, только ему.
Старая нянечка, баба Шура, отвернулась, смахивая слезу:
— Господи, ну как же любит… А она? Да, шальная, да, бешеная, но другим матерям у неё учиться надо.
Лена скривила губы:
— Послабления режима она любит. Скоро пацана в детдом отправят — ещё одного притащит, глядишь.
Таня молчала. После смены шла домой, думая о словах Лены. А вдруг та права? Грубо, да верно?
Пашка ждал маму у окна. Сердцем чуял — вот-вот придёт.
— Мамка…
— Павлушка.
Они сидели, обнявшись, ревели.
Таня подошла:
— Аня, поговорить надо.
Девчонка насторожилась, улыбка сошла с лица. Эти люди никому не доверяли.
— Тебе-то зачем мне помогать?
— Себе. Я одна, Ань. Павлик — как внук. А ты… могла бы дочкой быть. — Таня торопливо добавила: — Не подумай, не лезу. Но мальчику тяжело будет…
Аня два дня молчала. Потом спросила:
— Это правда?
— Правда.
Девушка вздрогнула — «бабушкой» её не звали с детства.
— А как? Вы же мне никто.
— Поможем. Если не выйдет — я в тот же детдом устроюсь.
— Зачем вам это?
— Павлушка мне… любовью платит.
Аня согласилась. Без улыбок, без благодарностей.
Но получилось. Пашку оставили.
— Спасибо, — сухо прошептала Аня.
— Мам, я с бабушкой поеду на паровозике! Потом к тебе приеду!
Аня вытирала слёзы, улыбалась сыну.
Потом были долгие серые дни.
Однажды её вызвали на свидание.
— Дубцова, длительная.
Аня побледнела:
— Это… он?
— Мать твоя. Иди.
— Не пойду! Скажите, что умерла!
Её толкнули в комнату.
— Павлик?!
— Мамка!
Три дня они провели вместе. К вечеру третьего дня Аня разговорилась.
— С бабушкой жила. Мать свою жизнь устраивала. Потом бабки не стало — забрала меня. Ничего не запрещала. Хочешь в школу не ходить — не ходи. Хочешь курить — кури.
Потом появился мужчина. Сначала нормальный, на море возил. Потом начал бить.
— В шестнадцать с Игорём познакомилась. Год встречались. Потом этот… избил. Игорь его… того. Не дожил.
Таня ахнула:
— Ты же беременная была… несовершеннолетняя… Он уговорил на себя всё взять?
Аня молчала.
Больше они об этом не говорили.
Прошли годы.
Пашка в школу пошёл. Ждут с бабушкой Аню — та скоро должна выйти.
Таня звонит бывшим коллегам.
— Её неделю как выпустили.
Сердце сжалось.
— Баба, мама что, пропала?
Тут дверь открылась.
— Мамка!
Аня стояла на пороге. Улыбалась.
— Здравствуй… мама.
— Доченька…
Теперь у Ани свой магазин тканей. Хватает на жизнь.
— Мам, если б не ты…
— Не думай о плохом.
**Урок:** Иногда семья — не та, в которой родился, а та, что нашла тебя сама.
