Когда Дмитрий въезжал во двор роддома, в груди у него трепетал комок нервного счастья. В пальцах зажата связка шаров с надписью «С возвращением», на заднем сиденье «Жигулей» лежал пуховый платок из бабушкиного сундука – в него он собирался завернуть крох, чтобы бережно перенести в машину. Его Светлана стоически переносила все тяготы беременности, и вот, после бесконечных месяцев ожидания, наступал миг, который должен был открыть новую главу – теперь их стало четверо.
Но мир рассыпался в прах за одно мгновение.
В палате двух новорождённых девочек укачивала медсестра в розовом халате. Светы нигде не было. Ни её вещей, ни косметички, ни даже браслета, который она никогда не снимала. Лишь клочок бумаги, брошенный на тумбочку:
«Прости. Береги их. Спроси у своей мамы, что она мне сделала.»
Всё внутри Дмитрия оборвалось. Он автоматически принял на руки дочек – лёгких, как пушинки, пахнущих стерильностью и чем-то бесконечно своим. Он не знал, куда идти, что думать. Просто стоял, а в голове гудел набат.
Света исчезла.
Он метался по коридорам, требовал ответов у врачей. Те лишь разводили руками – якобы ушла сама утром, сказала, что договорилась с мужем. Никто не усомнился.
Дмитрий привёз девочек домой, в их новую комнатку, где пахло крашеными стенами и звездой «Белоснежка», но пустота от этого не уменьшилась.
На пороге ждала мать – Галина Степановна, с пирогом «картошка» в руках и сияющей улыбкой.
«Наконец-то мои лапочки приехали!» – захлопала она в ладоши. – «Как Светланка?»
Дмитрий молча протянул записку. Лицо матери стало серым.
«Что ты натворила?» – прохрипел он.
Она оправдывалась: мол, просто поговорила по-женски, предупредила, чтобы знала своё место, не позорила род. Разве не её право? Всё ради сына, конечно же.
Той же ночью Дмитрий выставил мать за дверь. Не кричал. Не спорил. Просто закрыл засов и сел у кроватки, глядя, как во сне дрожат ресницы у Лидочки и Настеньки.
По ночам, качая их, он вспоминал, как Света рисовала в блокноте их будущее, как шептала, обсуждая имена – Вероника и Ульяна, как смеялась, когда малышки толкались у неё в животе.
Разбирая её вещи, он нашёл ещё одну записку – письмо, адресованное… его матери.
«Вы никогда не примете меня. Я перепробовала всё. Если вам так нужно, чтобы я испарилась – исчезну. Но пусть Димка знает: я ушла, потому что вы выгрызли во мне всё, что делало меня человеком. Я больше не могу…»
Дмитрий перечитал письмо пять раз. Потом вошёл в детскую, опустился на пол и разрыдался. Беззвучно. Чтобы не разбудить дочек.
Он начал искать. Опросил всех её подруг, даже тётю Люду из соседнего подъезда. В ответ – одно и то же: «Она чувствовала себя лишней в вашей семье». «Говорила, что ты всегда на стороне матери». «Боялась быть брошенной – но ещё больше боялась быть несчастной рядом».
Прошли месяцы. Дмитрий учился быть отцом: варил манную кашу без комков, пеленал так, что получалось похоже на конверт, засыпал сидя, с ребёнком на плече. И ждал.
Ровно через год, в день, когда Лида и Настя впервые попробовали торт «Цыплёнок», в дверь постучали.
На пороге стояла Света. Та самая. Бледная, с новыми морщинками у глаз, но всё так же прекрасная. В руках – два плюшевых мишки из «Детского мира».
«Прости…» – выдохнула она.
Дмитрий не сказал ни слова. Просто притянул её к себе, вжав в объятия так, будто хотел вдавить в свои рёбра. Не как обиженный муж. Как человек, который год ходил без лёгких.
Позже, сидя на кухне за чаем с лимоном, Света призналась: это была жуткая депрессия. А слова свекрови – про «дурную кровь» и «недостойную невестку» – добили её. Она лечилась, жила у подруги в Серпухове, писала письма, которые рвала на рассвете.
«Я не хотела сбегать», – всхлипывала она, сжимая кружку. – «Я просто не понимала, как выжить в том аду.»
Дмитрий накрыл её ладонь своей:
«Теперь всё будет иначе. Втроём.»
И они начали заново. С коликов, первых шагов и слова «папа». Без Галины Степановны. Та ещё стучалась в дверь, присылала письма с извинениями. Но Дмитрий больше не пустил яд в свой дом.
Семья выстояла. Шрамы затянулись. И, может, любовь – это не про идеальные сказки. А про тех, кто не разбежался, когда рухнули стены. Про тех, кто нашёл обратную дорогу. Про тех, кто смог простить…
