На закате лет: грёзы в сумерках
В тихом городке, затерянном среди холмов Урала, жила Татьяна Петровна, чья жизнь десятилетиями сливалась с гулом типографских станков. Она знала каждый винтик в этом механизме, но к пятидесяти годам усталость оседала в костях, как тяжёлый снег на ветвях.
С мужем, Геннадием Степановичем, они вырастили двух дочерей — обе укатили в Москву и Питер, оставив дом наполненным лишь эхом их смеха. Татьяна звонила им по вечерам, ловя обрывки их жизни, но её собственные рассказы год от года становились всё темнее. Радость утекала, как вода сквозь решето.
Геннадий вышел на пенсию раньше — он был старше на десять лет. Брак у них был второй, и сначала всё шло ровно. Но в последние годы он всё чаще тянулся к рюмке, и тогда Татьяна не узнавала его: ни слова, ни взгляда от него не дождаться, лишь глухое раздражение. А он в ответ огрызался, отмахиваясь от её попыток вернуть его к трезвой жизни.
Единственным светом были соседки — Аграфена и Марфа. Обе, уже пять лет как на пенсии, жили мечтами о дорогах. Аграфена овдовела, Марфа развелась, а их дети растворились в больших городах. Но эти бабушки, несмотря на годы, пылали страстью к странствиям.
— Как вам удаётся столько колесить? — дивилась Татьяна, глядя на их загорелые лица.
— Живём по-простому, Танюшка, — отвечала Аграфена. — В плацкарте, без изысков. Снимаем угол подешевле, путешествуем межсезоньем. Вдвоём — и расходы легче. Готовим сами: картошечку, огурчик солёный — и сыты.
— Точно! — подхватывала Марфа. — На праздники все знают — дарите нам не конфеты, а рубли на билеты! Мы каждый маршрут как партизанский план разрабатываем.
— Здорово… — вздыхала Татьяна, но в голосе её змеилась тоска. — А я дом — как каторга. Геннадий сидит, как кирпич на печи, ждёт, чтоб я его кормила. А я с работы — как выжатый лимон.
— Возьми отпуск, уговори его, — советовали подруги. — Поедем на Алтай! Горы там — дух захватывает! Может, и его возьмём?
— Да вы что? — махала рукой Татьяна. — Он ни за что не поедет. Ни друзей, ни желания шевелиться — только диван да телевизор.
— Спроси хоть, — настаивали они. — Не решай за него.
Но спрашивать не пришлось. Всё рухнуло, когда у матери Татьяны случился инфаркт. Все мысли были только о ней. Родители жили в том же городе, и отец, хоть и восьмидесятилетний, ухаживал за матерью. Но Татьяна каждый день летела в больницу, цепляясь за каждую улучшившуюся цифру в карте.
Геннадий же, вместо поддержки, злился. Его бесило, что жена приходит поздно, а когда она сказала, что поживёт у матери после выписки, он взорвался:
— Там же отец! Пусть он и возится! Тебе-то зачем?
— А ты встанешь с дивана, если я слягу? — не выдержала Татьяна. — Сможешь за мной ухаживать?
Геннадий промолчал, и это молчание было громче крика.
Месяц Татьяна жила у родителей, возвращаясь домой лишь на выходные. Зная, что она проверит, Геннадий не пил. Она же приходила, мыла квартиру, готовила еду на неделю вперёд.
— Ешь, разогревай, не питайся сухомяткой, — просила она, но он лишь ворчал, злясь, что она «бросила» его ради стариков.
Мать пошла на поправку, начала ходить. Татьяна вернулась домой, но радость длилась недолго. Через три месяца мать умерла от повторного удара.
— Ну вот, мать тебя освободила, — холодно бросил Геннадий. — Теперь заживём по-человечески.
Эти слова, как льдина, пронзили сердце. Татьяна разрыдалась, уткнувшись в диванную подушку.
— По-человечески? — голос её дрожал. — Я всю жизнь пахала! Детей поднимала, на двух работах крутилась, ночами шила, чтоб им платья были. А теперь мечтаю о пенсии, чтоб хоть немного пожить для себя, поездить, как мои подруги!
— Вечно ты о себе! — закипел Геннадий. — Я тоже работал, тоже уставал. Думал, на пенсии в санатории будем отдыхать. У меня сосуды, давление, голова раскалывается! А ты меня кидаешь ради старых развалин.
— Бросить пить не пробовал? — резко сказала Татьяна. — Такси вызвать, к врачу сходить — кто мешает? Я тебя как младенца носила, а ты даже помыть за собой тарелку не мог. Я не железная! Отец мой еле держится, ты видел, как он на поминках чуть не упал. Мать просила о нём позаботиться…
— И что, опять к нему уйдёшь? — рявкнул Геннадий. — Я тоже не молод. Сиделку нанять нельзя? У меня вообще есть жена?
Татьяна, не отвечая, ушла на кухню. Через полчаса Геннадий подошёл, обнял её за плечи.
— Погорячился… прости. Хочу, чтобы мы были вместе, — прошептал он.
— Родителей я тоже люблю, — ответила Татьяна. — Тебе повезло, твои ушли быстро, а сестра хлопоты на себя взяла. Не забывай.
Через месяц отец Татьяны слег с инсультом. Поднять его не удалось — горе доконало старика. Татьяна забрала его к себе, отдав ему свою спальню. Два года она ухаживала за ним, не бросая работу, чтобы дотянуть до пенсии. Геннадий, к её удивлению, стал помогать: кормил отца, давал таблетки, пока она была на смене.
Когда отец умер, Татьяна вышла на пенсию. Она выглядела, как тень, с синяками под глазами.
— Пора в санаторий, — твёрдо сказала она Геннадию. — Я разваливаюсь.
Они уехали в Кисловодск. Там, среди гор и источников, Татьяна будто заново родилась. Вечерние танцы, прогулки, воздух, напоенный травами — всё это было как сон.
— Будто на десять лет помолодела, — призналась она мужу по возвращении.
Подруги тут же позвали её на Чёрное море. Она сказала Геннадию.
— Я не поеду, — отрезал он. — Но тебя отпускаю. А сам займусь ремонтом в отцовской комнате. Мастеров найму, буду надзирать.
Татьяна уехала в Анапу. Звонила мужуОна рассказывала ему по телефону о шуме прибоя и запахе водорослей, а он хвастался новыми обоями в гостиной, выбрав их цвет по её совету — нежно-голубой, как море в лунную ночь.
