Приблуда
Старшая дочь, София, вынесла семейный приговор. По своей упрямой натуре и нескончаемым требованиям к женихам она так и не вышла замуж, к тридцати годам превратившись в горькую мужененавистку настоящую язву в семье, мужской кошмар наяву.
Приблуда, проговорила она, как будто уже решив дело. Младшая дочь, Юлия, пухлая и весёлая, одобрительно улыбнулась. Мать промолчала, но на её мрачном лице читалось, что невестка ей не по нраву. Что здесь могло понравиться? Единственный сын, опора и надежда семьи, вернулся из армии с женой. У этой «жены» ни отца, ни матери, ни ни копейки. Неизвестно, выросла ли она в детском доме или кидалась по родне. Толя молчит, отшучивается, обещая: «Не тревожься, мам, наживём своё». Ты лишь посмотри, кого он привёл в дом. Может, воровка, аферистка мало ли, какие сейчас «девки» появятся!
Варвара Никитична с того момента, как приблуда поселилась в доме, ни минуты не спала. В полусне она ждала первой же каверзы от новой родственницы: когда же она начнёт рыскать по шкафам? Дочери подгоняли, мол, «мама, ценные вещи прячь породному», шубы, золотишко не дай же нам проснуться однажды без них! А Толя всё в течение месяца «проглатывал» их жалобы: «Кого ты в дом привёл! Где же твои глаза? Ни кожи, ни души!»
Но жить надо было. Приблуда стала ставить свою точку в семье.
Дом был просторный, огород тридцать соток, три поросёнка в загоне, птицы счёт не подвести. Работать без устали невозможно, но приблуда не жаловалась: и кабанчиков вела, и готовила, и убиралась, и старалась угодить свекрови. Если же материнское сердце не радовалось, даже золото не спасало всё рушилось. В первый же день она, изнывая от досады, заявила:
Зови меня по имениотчеству. Так будет лучше. У меня уже есть дочери, а ты, как бы ни старался, не станешь их матерью.
С тех пор Варвару Никитичну все называли приблуда. Мать же невестку больше не называла вовсе, лишь говорила: «Надо чтото сделать». Ничего не потакать, а золовки не выпускали вольного родственника. Каждое слово встраивалось в линию. Иногда мать вынуждалась притормаживать дочерей, не из жалости к приблуде, а ради порядка в доме. Ведь девка оказалась работягой, не лентяйкой, беря на себя всё. Мать постепенно оттаивала, признавая её старания.
Но жизнь могла бы наладиться, если бы не Толя, который увлёкся. Какой мужик выдержит, если с утра до ночи в два голоса его «прощупывают»: «На ком женился? На ком женился?». И вот София познакомила его с какойто подружкой всё завихрилось. Золовки радовались: «Теперь эта ненавистная приблуда уберётся». Мать молчала, а приблуда делала вид, будто ничего не случилось, лишь глаза её стали пустыми, тоска в них. И вдруг гром среди ясного неба: приблуда ждёт ребёнка, а Толя собирается с ней разводиться.
Не может быть, возмутилась мать Толи. Я тебе её в жёны не сватала.
Но женился живи! Не кобелевать. Скоро отца будешь, а если порушишь семью, сгоню тебя. Шурка будет здесь жить.
Впервые мать назвала приблуду по имени. Сестры замерли. Толя разразился: «Я мужик, решать всё мне». Мать, руки в боках, рассмеялась: «Какой ты мужик? Пока лишь штаны наденешь. Когда ребёнка родишь, вырастишь, научишь, тогда и назовёшься мужиком!»
Мать никогда не отступала от слов, а Толя держался за неё. Если он задумал уйти ушёл. Шурка осталась. Через время приблуда родила дочь и назвала её Варушкой. Мать, узнав, ничего не сказала, но радость её была очевидна.
Внешне в доме всё осталось прежним, лишь Толя потерял путь домой, обиделся. Мать, скрывая переживания, полюбила внучку, баловала её, дарила сладости. Шурка же, кажется, не простила, что через неё сын ушёл. Но ни словом, ни гневом она её не осуждала.
Прошло десять лет. Сёстры вышли замуж, в большом доме остались мать, Шурка и Варушка. Толя завербовался и уехал на север с новой женой. К Шурке подошёл отставной военный серьёзный мужчина постарше её, у него была квартира, а он жил в общежитии. Пенсия, работа, он был надёжным женихом. Шурка понравилась ему, но куда её вести? К свекрови?!
Она всё объяснила, попросила прощения, а он, не дурак, пришёл к матери: «Варвара Никитична, я люблю Шуру, без неё не проживу».
Матери ни один мускул не задрожал.
Любишь? сказала она. Ну, живите вместе.
Пауза, затем:
Варушку в квартире не отдам. Живите у меня.
И они стали жить вместе. Соседи до изнеможения обсуждали, как «чокнутая» Никитична выгнала родного сына, а приблуда с «хахалом» приняла его. Ни один лентяй не отмыл Варваре Никитичне косточки, а она не обращала внимания на разговоры, не вела сплетни, держалась гордо и неприступно. Шурка родила Катюшу, и мать, хотя и не называла её своей, всё же радовалась внукам.
Но беда пришла, как водится, неожиданно. Шурка тяжело заболела. Муж её бросил, даже запил. Мать без лишних слов съела все деньги из книжки и привезла Шурку в Москву, выписала сотни рецептов, показала лучшим врачам всё без толку.
Утром Шурка почувствовала облегчение, попросила куриного бульона. Мать, не теряя времени, зарубила курицу, отварила. Принесла, но Шурка не смогла его съесть и впервые заплакала. И мать, которую никогда не видели плачущей, рыдала рядом:
Что ты, дитя, уходишь, когда я тебя полюбила? Что ты делаешь?
Затем успокоилась, вытерла слёзы и сказала:
Не бойся, дети не пропадут.
Больше слёз не проливала, сидела рядом, держала Шурку за руку, тихо гладила, будто просила прощения за всё, что между ними было.
Через ещё десять лет Варушка выходила замуж. Пришли София и Юлия, постаревшие, претерпевшие многое. Ни одной из них не было даровано детей. Собирательство родни, и Толя приехал. С женой уже развёлся, потягивал крепкий. Увидев, какой красавицей стала Варушка, он обрадовался, но, услышав, что дочь называет его чужим отцом, обиделся и стал предъявлять матери претензии: «Зачем в дом чужого мужа пустила? Пусть убирается. Я отец!»
Мать ответила:
Нет, сын. Ты не отец. Ты всё ещё в штанах, не вырос в мужчину.
Сказала, как будто уже решила. Толя не вынес этого унижения, собрал вещи и снова отправился в путь. Варушка вышла замуж, родила сына и назвала его Александром в честь приёмного отца. Бабу Варю в прошлом году похоронили рядом с Шуркой.
Так они и лежат рядом: невестка и свекровь, а между ними весной пробилась берёзка, появившаяся ниоткуда. Ни кто её специально не сажал она просто «приблудилась», словно прощальный привет от Шурки или последнее прощание от матери.
