**Дневник. Восьмое марта с сюрпризом**
Сегодняшний вечер начался с тревожного предчувствия. Едва я вошла в подъезд, воздух пропитался едким запахом гари, а пол был залит водой, будто после наводнения. Открыв дверь, я швырнула на полку букет, принесённый с работы, сбросила невыносимые туфли и натянула старые тапочки. Хотя резиновые сапоги подошли бы лучше — в прихожей воды было ещё больше, чем на лестнице. Из глубины квартиры доносился жалобный вопль кота, а где-то в квартире что-то шипело, гудело и подозрительно трещало.
— Ваня, что за безобразие?! — крикнула я, чувствуя, как внутри закипает тревога.
Через секунду в дверном проёме возник муж. В одних трусах, босой, с лицом, покрытым сажей, царапинами и здоровенным синяком под глазом. На голове красовалось полотенце, завязанное наподобие чалмы, как будто он только что сбежал с восточного базара.
— Настюша, ты уже дома? — пробормотал Ваня, нервно теребя край полотенца. — Я думал, у тебя корпоратив, ты же начальница, до ночи будешь тосты произносить…
Я тяжело вздохнула, опустилась на старый пуфик у входа и, сдерживая раздражение, потребовала:
— Признавайся, Ваня. Что ты на этот раз учудил?
— Ну, Настенька, родная, — начал он, запинаясь, — ты только не кипятись, ладно?
— Кипятилась я, когда в девяностые на нашу фирму рэкетиры наезжали, — отрезала я. — Переживала, когда наши деньги сгорели в дефолт. Психовала, когда кризис нас чуть не раздавил. После этого мне уже всё равно, хоть потоп. Выкладывай, что за цирк тут устроил?
— Короче… — Ваня замялся, потирая синяк. — Я хотел сделать тебе праздник. Сюрприз, понимаешь? Решил прибраться, постирать, ужин приготовить. Взял отгул, загрузил стиралку, сходил на рынок… Ну, сначала на рынок, купил мясо, а оно потекло.
— Мясо? — уточнила я, прищурившись.
— Нет, стиралка! — выпалил Ваня. — Но не сразу. Я поставил мясо в духовку, начал уборку, и тут кот…
— Он жив? — я подняла бровь.
— Жив, конечно! — обиженно буркнул Ваня. — Только мокрый слегка. Понимаешь, когда я включал стиралку, кота там не было, клянусь! А потом он как-то… оказался внутри.
— Как?! — я наклонилась вперёд. — Как кот мог забраться в закрытую стиральную машину?!
— Не знаю, — Ваня развёл руками. — Наверное, телепортировался. Они же хитрые, эти кошки.
Я закрыла глаза, глубоко вдохнула и холодно произнесла:
— Продолжай, Ваня. Всё интереснее. Но сначала покажи кота. Хочу убедиться, что он цел.
— Э-э, солнышко, — замялся Ваня, — к нему идти надо. Он… там…
— Надеюсь, лапы у него на месте? — я посмотрела на исцарапанное лицо мужа.
— О, ещё как! — мрачно подтвердил Ваня, потирая щёку. — Только временно… обездвижены. Для его же блага.
— Ладно, потом разберёмся, — я махнула рукой. — Что дальше?
— Ну, пока кот… э-э, стирался, я учуял гарь. Побежал на кухню, открыл духовку — а там мясо полыхает! Пальцы обжёг, масло плеснул, а оно как вспыхнет! Волосы затлели, дым валит, я тушил, а тут кот завопил. Побежал к стиралке, смотрю — его глаза в дверце, как у узника. Выключил машину, хотел открыть, а она заблокировалась. Кот орёт, плита горит, лицо болит, волосы дымятся… Я схватил лом, ну, и стиралка потекла. Кот вырвался, носился по квартире, орал, три вазы разбил, обои ободрал, шторы снёс, шампанское, которое я для тебя припас, разлил. Соседи снизу колотили по батареям, орали, что кастрировать будут. Не знаю, кота или меня. Но в целом всё под контролем, Настя, не переживай!
Я вытерла слёзы — то ли от смеха, то ли от ужаса — и, оттолкнув мужа, шагнула в квартиру. Разгром был эпичным. Пол залит водой, на кухне дымилась сгоревшая сковорода, обои висели клочьями, а в воздухе стоял запах горелого мяса и кошачьей мести. Кот, распятый на батарее, был привязан за все четыре лапы, а морда его замотана старым шарфом. Но живой, что уже было чудом.
— Настенька, он не хотел на батарее сидеть, — поспешно оправдался Ваня. — Боялся, что он до тебя не высохнет. Отжать не получилось, вырывался. Пришлось привязать, а морду замотал, чтоб не орал. Соседи грозились полицией, МЧС и бабкой-шептухой, чтоб нас прокляла.
Я молча отвязала кота, обтёрла его полотенцем, снятым с головы Вани, и освободила бедняге морду. Кот, вырвавшись, злобно фыркнул и забился под диван.
— Ты, Ваня, конечно, тот ещё герой, — устало сказала я. — Кот чуть не задохнулся. Хотя после стирки ему, видимо, уже ничего не страшно. Как и мне.
Я плюхнулась на диван, прижав к себе кота, и посмотрела на мужа.
— Ну?
— В смысле? — Ваня растерянно заморгал. — Мне сразу удавиться или дашь ещё пострадать?
— Поздравляй, дурачок, — вздохнула я. — Ведь сегодня Восьмое марта.
Ваня просиял, метнулся в соседнюю комнату и вернулся, пряча что-то за спиной. Опустился на колени передо мной, сияя, несмотря на синяк и сажу на лице.
— Настенька, солнышко моё, — торжественно начал он. — Мы с тобой тридцать лет вместе, и каждый день ты меня удивляешь. Ты самая красивая, мудрая, терпеливая, сильная и любящая женщина, мать и бабушка. Поздравляю тебя с праздником и желаю оставаться такой же невероятной. Вот.
Он протянул маленькую коробочку с золотым колечком и букет роз — помятый, ободранный, но всё ещё живой— И знаешь что, — рассмеялась я, протягивая руку к кольцу, — следующий сюрприз я организую сама, а ты просто посидишь в тишине и не будешь ничего трогать.
