Татьяна всегда просыпалась до будильника, будто её внутренние часы никогда не ошибались. Она вставала, умывалась и готовила завтрак. Когда муж заходил на кухню, свежевыбритый, с лёгким шлейфом одеколона, на столе его уже ждали яичница или яйца пашот, нарезка из багета, сыра и докторской колбасы, кружка крепкого кофе. Сама Татьяна ограничивалась лишь кофе и ломтиками сыра без хлеба.
Они прожили вместе тридцать лет. За это время так хорошо изучили друг друга, что почти не разговаривали, особенно по утрам. «До вечера», «Сегодня задержусь», «Спасибо…» По взглядам, по шагам, даже по молчанию могли понять настроение супруга. Зачем лишние слова?
— Спасибо, — сказал Дмитрий, допивая кофе, и встал из-за стола.
Раньше, в первые годы совместной жизни, он целовал её в щёку перед уходом. Теперь этого не делал — лишь благодарил и уходил. Он работал инженером на автомобильном заводе, уезжал рано, потому что добираться приходилось через всю Москву, через утренние пробки.
Татьяна убрала со стола, вымыла посуду и стала собираться. Она преподавала в университете, который находился в пятнадцати минутах ходьбы от дома. Ходила пешком всегда, в любую погоду, даже в ливень или метель. Высокая, стройная, подтянутая. Летом надевала платья, а на работу — строгие брючные костюмы, обычно серые, в мелкую полоску. Под пиджак — блузки нежных пастельных оттенков.
Раньше тёмные, теперь её волосы пробивала седина. Она не красила их, заплетала в тонкую косу и укладывала в пучок на затылке. Никакой косметики, никаких украшений, кроме обручального кольца.
На работе ей приходилось много говорить — лекции, семинары, консультации. Дома же она предпочитала молчать. Мужу это нравилось. Он ценил тишину. Со стороны они казались идеальной парой — не ссорились, не спорили.
Дмитрий Сергеевич был старше на два года, но до сих пор выглядел привлекательно. Татьяна давно привыкла к тому, что женщины засматриваются на него. Раньше ревновала, но с годами стала относиться к этому философски. «Куда он денется? Никто не станет готовить ему так, как я», — успокаивала она себя. И правда, готовила она превосходно.
У них была дочь, которая после университета вышла замуж за военного и уехала с ним в другой город.
Студенты Татьяну побаивались. Улыбалась она редко, всегда держалась сдержанно. Но и злой не была. Если на экзамене студент честно признавался, что не знает ответа, но пытался учить, она вытягивала его на четвёрку. А вот за шпаргалки безжалостно гнала с экзамена, а за ложь ставила двойку без разговоров. Находились и такие, кто надеялся слезами и жалобами выпросить тройку. Но обман она чувствовала сразу и не прощала.
С коллегами Татьяна не сближалась, в сплетни не ввязывалась.
Однажды в столовой она случайно услышала разговор двух первокурсниц. Они сидели сзади и не видели её.
— Ну и преподавательша… Синий чулок. Если бы не кольцо, подумала бы — старая дева, — сказала одна.
— У неё муж есть, между прочим, симпатичный такой. И дочка уже замужем, — ответила вторая.
— И чего он в ней нашёл, если он симпатичный? Откуда ты знаешь?
— Мы с ней в одном доме живём. Вроде нормальная.
— Ну да, нормальная. Одевается, как мужик. Вряд ли у неё вообще грудь есть.
Татьяна доела свой обед, встала и посмотрела на студенток.
— Извините… — пискнули они и покраснели.
«Старая дева. Синий чулок. Вот как они меня видят». В преподавательской она подошла к зеркалу. «Да уж. Действительно, что Дмитрий во мне нашёл?» Раздался звонок, и она пошла на занятие.
Дома Татьяна сразу взялась за ужин. Решила приготовить мясо в горшочках — как раз к его приходу будет готово. Всё уже кипело в духовке. Она подошла к окну. Муж всегда парковал машину под окнами, но сегодня её не было. Вдруг сзади щёлкнул замок.
Татьяна удивилась и вышла в прихожую.
— Ты не на машине? Сломалась? — спросила она.
— Нет, просто оставил в другом месте.
Она не стала расспрашивать. Вернулась на кухню, чтобы проверить мясо. Дмитрий вошёл следом и сел за стол.
— Таня, сядь, пожалуйста.
Она сняла прихватку и села напротив, сложив руки перед собой. Сразу поняла — что-то не так. Он смотрел в сторону, избегая её взгляда. Между ними давно царила сдержанность, но сейчас он казался чужим, отстранённым.
— Так… Я люблю другую. И ухожу к ней, — сказал он, вытирая вспотевший лоб.
Татьяна сжала пальцы так, что побелели костяшки.
— Прости. Я соберу вещи. — Дмитрий встал и вышел.
Она осталась сидеть. «Встань, останови его, поговори!» — кричал внутренний голос. Но Татьяна не шевельнулась. Она слышала, как скрипнула дверца шкафа, как звякнули вешалки. Вот он открыл ящик — вероятно, взял документы. Раздался звук застёгивающегося чемодана. Потом — тишина. Затем гулкий стук колёс по ковру, более чёткий — по плитке прихожей.
Он долго надевал пальто, копошился с обувью. «Сейчас вернётся и скажет, что передумал…» — надеялась она. Но дверь захлопнулась, щёлкнул замок.
Она сидела, уставившись в одну точку. Потом закрыла лицо руками и заплакала.
Вот почему он не поставил машину под окнами. Чтобы соседи не видели. Или, может, в машине сидела та… другая? Татьяна встала, сполоснула лицо холодной водой. «Мясо…» — вспомнила она.
Первым порывом было выкинуть всё в мусорное ведро прямо в горшочках. Но потом она вспомнила про пожилых соседей напротив и решила отнести им. Достала ещё горячие горшочки, завернула в фольгу, пошла к ним.
Дверь открыла молодая женщина.
— Здравствуйте. А… — Татьяна вдруг осознала, что не знает их фамилии.
— Вы к Соколовым? Они продали квартиру, сын забрал их к себе. А мы недавно купили. Я Оля, мужа зовут Артёмом. Заходите! Как вкусно пахнет…
Она отдала горшочки соседке со словами «С новосельем…», развернулась и медленно пошла назад к своей пустой квартире, где её ждала только тишина и невыплаканные слёзы.
