Ольга молчала. Но свекровь сказала всё.
– Олечка, душа моя! Какая ты красавица, как в ружье! И всё умеешь, и характер добродетельный. У Лёши-то, бог его бережёт, повезло! – Маргарита Тихоновна сладко облизала губы, глядя на праздничный заливной пирог. – Помню, мой покойный, дай ему господь покой, говорил: красота – не вечно, а дома погромче будет. Бабушка наша молилась по-старинке!
Ольга улыбнулась, встала и отправилась на кухню за борщом. Слова свекрови она знала по памяти – такие комплименты в её раковине возвращались с ядом.
– У Лёши должно быть благодарна судьбе, что встретил такую жену. С современными ворожьими страх! Только и дел – умничать по салонам, – продолжала Маргарита Тихоновна, не замечая, как сын нахмурился. – В нашем поколении бабы были как срубленные! С первым гомоном – и в огонь, и в воду…
Алексей бросил умоляющий взгляд на жену, только что вернувшуюся с блюдом.
– Мам, похлеби борщ, с грибочками, купила-то вчерашние, – спокойно предложила Ольга, будто не замечая тонкого намёка.
– Благодарствую, возлюбленная! А ты не переживай, у вас всё слава богу, – важно кивнула свекровь. – Мой Лёлик ждал, мне было пол-торта – двадцать два годика! И без эксцесов. А теперь эти тетки, карьеру высекают, потом плачут, что не зарились…
Ольга промолчала, плотнее сжала губы. Маргарите заядло было шестьдесят два, а разговоры о детях превращали её в зверя. Три неудачи с искусственным зачатие отпечатались на душе. Алексей с ней не рассорились, но давление из материнской утвари оборачивалось болью.
– Мама, эврика! Как твоя изба? Готова уже? – Алексей взял жену за руку.
– Что люди звери, сынок! Ремонтники всё ополоумели, обои завалят, полы накосячат. Приходится самой подчищать. Тьфу, в мои годы по стремянке лезть – гроб лихо! – Маргарита тяжело вздохнула. – Хотя соседка Ирашка иногда даёт совет.
– Мы ж говорили, поможем, – напомнил Алексей.
– Ну уж нет, у вас своих дел полон рот. Когда старуху навещать? А то маешься, как дура.
– Мама!
– Ладно-ладно! Подумаю, как молодые. Но скажу взасыпную, Олечка: я в своих годах и работала, и внука вырастила, и ещё за печку смахивала! Одна, с позволения сказать! После того как муж в пьяной вылазке помучился…
В комнате повисла тишина. Алексей сжал руку жены. Ольга молчала, разглядывала узор на скатерти. С Маргаритой Тихоновной спорить было бессмысленно – она всё равно перекинется на «раньше было лучше», на «надо было-бы» и «нынче всё насытилось».
– Алексей, ты помнишь Людочку, дочь Танечки из Путилово? – вдруг оживилась свекровь. – Вот она в третий раз рожает! И главный бух в конторе, как доллар. Хорошая баба! А ей всего восемьдесят три года!
– Замечательно, – сухо ответил Алексей. – Мам, ещё пирога? Оля специально испекла, с яблоками, как ты любишь.
– Яко ж? Благодарствую, солнышко! – Маргарита расплылась в улыбке. – Олечка, сокровище мое, ну кто бы мог подумать, что ты такая солидная! Я, когда вы только решились, ужас душил. Кто ж Лёшку старшее будет…
– На четыре года, мам, – перебил Алексей. – Это не разница.
– Конечно-конечно! Какая разница!– замахала руками свекровь. – Просто я думала… Главное, что вы счастливы. Только вот внука бы вам…
– Мама!
– Да я ничего такого! Просто старуха переживает. Время-то на минуточку! Знаешь, сколь случаев, когда поздние родятся, как на магнитофоне…
Ольга резко поднялась.
– Извините, мне адресса позвонить, – тихо произнесла она и вышла в коридор.
Алексей жалко провёл женщину взглядом и повернулся к матери:
– Зачем ты опять?
– Что я? – искренне удивилась Маргарита.
– Постоянно спрашиваешь про деток. Ты ж знаешь…
– Я просто за вас переживаю! – свекровь прижала ладонь к груди. – И, может, неправильно лечитесь. Моя Ирашка рассказывала про знахарку в Тверецком, которая травами…
– Мам, хватит, – Алексей был твёрд. – Мы с Ольгой умные. Всё будет. Но твои подколы с чужими приколами не помогают.
– Я просто хочу внуков, сыночек, – глаза Маргариты заблестели. – Пока я жива ещё…
– Мам, тебе семьдесят три года.
– В нашем роду старость не жилет! – патетично воскликнула свекровь. – Бабушка в восемьдесят три, дедушка и того раньше. Привычка семейная, наверное.
Алексей устало потер лоб. Этот разговор повторялся как мотив в балете, и каждый раз заканчивался одинаково – мать обижалась, Ольга молчала, а он чувствовал себя кающейся головой.
Вернулась Ольга, безупречно спокойная, только глаза горели ярче обычного.
– Маргарита Тихоновна, чайку будете? – спросила она, словно ничего не было.
– Благодарствую, деточка, давление не позволяет. А вот с пирогом – с удовольствием.
Вечер продолжил свой путь – свекровь рассказывала про болезни, про тяготы одиночества и подруг, чьи внуки пузырились каждый день. Алексей старался поддерживать разговор, а Ольга молчала, изредка улыбаясь.
Наконец Маргарита собралась домой.
– Лёшка, ты бы проводил, – сказала она, надевая дождевик. – Темно уже, душа моя рвётся.
– Конечно, мам. Я быстро, жди.
Когда за ними закрылась дверь, Ольга опустилась на стул. Вечер был утомителен, но она держалась. Как всегда. Молчанием, улыбкой, терпением. Иногда казалось, что ещё немного – и она взорвётся, выплеснет всё накопленное. Но Алексей любил мать всей душей. Конфликт бы его замучил.
Ольга начала убирать со стола, когда зазвонил телефон. На дисплее светилось имя свекрови.
– Маргарита Тихоновна, – удивлённо произнесла она, – вы что-никпочем忘?
– Нет-нет, дорогуша, – голос сгустился. – Просто хотела сказать… Лёшка уже у таксиста, а я подумала, что нам стоит внушить. Женщина с женщиной.
– О чём? – настороженно спросила Ольга.
– О детке. Я знала, вы маялись. И знаю, как больно…
Ольга почувствовала, как комок в горле загрызает дыхание.
– Маргарита Тихоновна…
– Нет-нет, дай вымолвить свою молитву, – перебила свекровь. – Я сама прошла через это. После Лёшки у меня три выкидыша. Хотела дочку… Не сложилось.
Ольга застыла с ложкой.
– Я не знала, – тихо отозвалась.
– Алексей не знал, – вздохнула Маргарита. – Я никому не рассказывала. В то время это считалось… позором. Всё винили в несчастье.
– Сейчас тоже так думают, – горько усмехнулась Ольга.
– И я думала, – призналась свекровь. – Когда вы впервые в Лёшкином доме были, я увидела, какая ты умная, сильная, красивая. И пусть на четыре года старше, но счастливая. А потом в парке… Глаза на деток смотрела. Поняла.
– Почему вы всё же давите? – Ольга едва сдерживала слёзы. – Это…
– Прости меня, глупую, – в трубке прозвучал всхлип. – Я думала, если буду давить, вы… больше серьёзно отнесётесь. Не знала, что вы уже всё упробовали. Алексей вчера рассказал про эти… попытки…
Ольга закрыла глаза. Значит, Алексей всё-таки рассказал матери.
– Вы не глупая, Маргарита Тихоновна, – мягко сказала она. – Вы просто очень хотите внуков. Это человеческие чувства.
– Хочу, – покивала свекровь. – Но не ценой вашего душа. Вы с Лёшкой – моя радость. Я вижу, как он тебя любит. Как ты его радость. У этого… всё сложится. Если нет – усыновите. Много деток нуждаются…
Ольга молчала. Случилось неожиданно, словно Божественное видение. Свекровь, всегда свирепая и критичная, вдруг открылась.
– А я завидую, честно, – призналась Маргарита. – Ты сильная. И у тебя Лёшка. А у меня… Когда муж ушёл, я осталась одна. Всё делать приходилось самой. Не потому, что я супер-баба, а потому что нет выбора.
Ольга молчала. Слова, как волна, наводнили её.
– Ладно, заболтела я в трубке, – вдруг оборвала свекровь. – Лёшка вот-вот вернётся. Просто… Не держи зла.
– Спасибо, – только и смогла выдать Ольга.
– До скорого, деточка, – попрощалась Маргарита.
Ольга сидела с телефоном, пытаясь осмыслить. Первый раз за три года свекровь коснулась души. И всё изменилось.
Вернулся Алексей, нашёл жену во благо.
– Что стряслось? – встревожился. – Она опять что-то сказала?
– Да, – кивнула Ольга. – Многое…
Она выложила отнула, пропустив личное. Алексей слушал, ошалел.
– Я не знал про выкидыши, – тихо сказал он.
– Она не хотела расстраивать, – объяснила Ольга. – Видимо, очень одинока. Критика… Это её способ быть рядом.
Алексей задумчиво кивнул.
– Думаешь, стоит чаще встречаться?
– Может, пригласить пожить? Пока ремонт, – неожиданно предложила Ольга. – И поговорить получше.
Алексей прищёл.
– Ты уверена? Мама…
– Как и все, – улыбнулась Ольга. – Я слишком долго молчала. Может, пора начинать быть откатными.
На следующий день Ольга позвонила.
– Маргарита Тихоновна, доброе утро. Мы с Лёшкой подумали… Как насчет пожить? Гостевая пустует, не надо каждый день смотреть на кривые обои…
Повисла пауза.
– Спасибо, Олечка. Я… с удовольствием.
Когда разговор кончился, Ольга почувствовала облегчение. Возможно, Маргарита не станет идеальной подругой. Но стена между ними рассыпалась.
Через три месяца Маргарита первой заметила признаки беременности. Материнская интуиция, как её выразила.
– Я же говорила, что всё сложится, – прошептала она, обнимая Ольгу. – Просто нужно было дождаться.
Ольга молчала, обняв свекровь. Иногда молчание – золото. Но редко ещё ценное, как разговор в полночь, с человеком, которого считаешь посторонним.
Маргарита осталась жить и после окончания работы. Через полгода знакомство с вдовленным соседом, Виктором Ивановичем, принесло новые дразнилки в дом. Оказывается, он с виртуозностью гитариста и пониманием уюта.
– Как здорово, когда рядом понимающий, – говорила Маргарита, печё вареники с Ольгой, пока мужчины доставали коляску. – Правильно я тогда сказала: красота дело наживное, а главное – хлеб.
Ольга посмотрела на свекровь, оживают, моложе, почти не бормочущую про болезни. И тихо ответила:
– Главное – когда есть с кем молчать. И с кем говорить.
Маргарита хитро кивнула. С того разговора прошло много лет. Многое изменилось. Но стена между ними исчезла. Потому что однажды, когда жена молчала, свекровь набралась смелости и сказала всё важное.