Был промозглый вечер, когда я заметил их — женщину и девочку, сидевших на размокшем картоне у входа в «Пятёрочку» в самом сердце Челябинска.
Женщина выглядела измотанной, её руки плотно обнимали ребёнка, будто пытаясь согреть его от ледяного ветра. Девочка, лет пяти, прижимала к себе потрёпанного плюшевого медведя, у которого не хватало одного уха. Перед ними стояла пластиковая баночка из-под сметаны, где одиноко болтались пара рублей.
Я только что вышел из магазина с пакетами, но что-то в их виде заставило меня остановиться. Сердце ёкнуло. Поборов нерешительность, я подошёл.
«Добрый вечер», — сказал я тихо. — «Не хотите поесть? У меня тут кое-что есть».
Женщина подняла глаза — тёмные, усталые, настороженные.
«Было бы здорово», — выдохнула она.
Я достал из пакета бутерброд, яблоко и пакет сока. Женщина кивнула в благодарность, но меня зацепил взгляд девочки. Она не тянулась к еде, а вместо этого внимательно разглядывала меня своими большими глазами. Потом спросила тоненьким голосом:
«Ты богатый?»
Вопрос застал меня врасплох. Я окинул взглядом себя: обычные штаны, куртка, ничего выдающегося.
«Нет, не особо», — ответил я, смутившись. — «А что?»
Она ткнула пальцем в мой пакет.
«Ты купил столько всего и даже не считал деньги».
Я застыл. Её слова, такие простые и честные, ударили под дых. Прежде чем я собрался с мыслями, она добавила:
«Мама говорит, что нам всегда надо выбирать. Если купим еду — не хватит на трамвай. А если поедем на трамвае — значит, сегодня останемся голодные».
В груди стало тяжело. Мать девочки вздохнула и погладила её по волосам.
«Уж слишком она у меня умная», — произнесла женщина с горькой усмешкой. — «Слишком умная для своих лет».
Я присел на корточки, чтобы быть с девочкой на одном уровне.
«Как тебя зовут?»
«Алёна», — ответила она, робко улыбнувшись.
Я улыбнулся в ответ.
«Алёна, а ты мандарины любишь?»
Её лицо вдруг озарилось.
«Очень!»
Я достал из пакета мандарин и протянул ей. Она взяла его так осторожно, будто это был хрустальный шар.
«Мама раньше делала чай с мандариновыми корочками», — с гордостью сообщила Алёна. — «Когда у нас ещё была своя кухня».
Я сглотнул ком в горле, стараясь не подать виду.
«Наверное, вкусно», — пробормотал я.
Женщина неловко переступила с ноги на ногу.
«Извините, если неудобно… но вы не знаете, где можно переночевать? В приюте или где…»
Я тут же достал телефон.
«Сейчас поищу».
Через пару звонков нашёлся приют для матерей с детьми в паре остановок отсюда.
«Вон там, за углом», — сказал я. — «Там вас примут, и ужин дадут».
Женщина расслабилась, будто с плеч свалилась гиря.
«Спасибо вам… правда, огромное спасибо».
«Я вас могу подвезти, если хотите».
Она заколебалась, но потом кивнула.
«Будем очень благодарны».
Мы собрали их нехитрые пожитки — потрёпанный рюкзак и два узла — и двинулись к машине. По дороге Алёна оживлённо рассказывала, что будет готовить, когда у них снова появится своя кухня.
«Картошку с котлетами, оладушки, суп и мамин чай с мандаринами!»
Её мать печально усмехнулась:
«Когда-нибудь, дочка, когда-нибудь».
На пороге приюта их встретили приветливо. Перед тем как зайти, Алёна обернулась ко мне, крепко сжимая мандарин в ладошке.
«Я его сохраню», — серьёзно заявила она. — «Для нашей будущей кухни».
Глаза предательски зачесались, но я сдержался и кивнул.
«Отличная идея, Алёна».
По дороге домой я не мог выкинуть из головы её слова. Для меня мандарин — просто фрукт, который я беру, не глядя на ценник. Для неё же он был целым миром — надеждой на то, что однажды она снова сможет заварить тот самый чай. И я от всей души желал, чтобы этот день настал как можно скорее.
