Однажды в глубинке под Тверью жил-был мужчина по имени Григорий Семёнович. Он работал на ферме, получая кров и еду в обмен, и волею судьбы раскрыл мрачную тайну: кто-то из ближнего круга намеренно вредил хозяйству.
Резкий запах гари ворвался в его сон, будто пьяный сосед в три часа ночи — без стука и спросу.
Григорий вскочил с кровати, сердце колотилось так, будто пыталось выпрыгнуть из груди. Ночь за окном была странно светлой — тревожное зарево лизало стены, отбрасывая длинные тени.
Он подбежал к окну и обомлел. Горело. Не просто тлело — пылало яростно, с аппетитом, словно огонь мстил за что-то. Всё, что он построил: сарай, старые инструменты, мечты, воспоминания — пожирало пламя.
Сердце на миг замерло, а потом застучало в висках. Он понял сразу: это не случайность. Поджог. И эта мысль жгла сильнее огня. Первым порывом было рухнуть обратно на кровать, закрыть глаза и дать всему сгореть дотла. Всё равно конец.
Но тут раздался протяжный, полный ужаса рёв коров. Его кормилицы, те, что давали ему силы жить, были заперты внутри. Отчаяние сменилось яростью. Григорий выскочил из дома, схватил топор по пути и рванул к сараю. Деревянные ворота уже пылали, жарким дыханием опаляя лицо.
Несколько ударов — засов подался. Ворота распахнулись, выпуская перепуганное стадо. Коровы, мыча и толкаясь, понеслись в дальний угол загона, прочь от ада.
Когда они оказались в безопасности, силы покинули Григория. Он рухнул на холодную землю и смотрел, как огонь пожирает десять лет его жизни. Десять лет работы, боли и надежды. Он пришёл сюда один, без копейки за душой, с лишь слепой верой в себя. Пахал, не разгибая спины. Но последние годы были будто прокляты: засухи, падёж скота, склоки с деревенскими.
А теперь… последний удар. Умышленный поджог.
Пока Григорий сидел, погружённый в горькие мысли, он заметил движение в дыму и пламени. Две фигуры, будто тени, слаженно действовали: таскали воду, сыпали песок, гасили пламя старыми одеялами. Как будто знали, что делают.
Он какое-то время смотрел на них, ошеломлённый, потом опомнился и бросился на помощь. Без слов, отчаянно, втроём они бились с огнём, пока последний язычок пламени не погас. Рухнули на землю, обожжённые, измотанные, но живые.
— Спасибо, — выдохнул Григорий, ловя воздух.
— Не за что, — ответила женщина. — Меня зовут Анна. А это мой сын, Дима.
Они сидели у почерневших развалин сарая, пока рассвет заливал небо мягкими, почти насмешливыми красками.
— У вас… работы не найдётся? — вдруг спросила Анна.
Григорий горько усмехнулся.
— Работы? Да её тут на годы… но платить мне нечем. Собирался уезжать. Продать всё, что осталось. Свалить.
Поднялся и зашагал по двору, задумчивый. В голове мелькнула безумная идея, рождённая усталостью, отчаянием и странной надеждой.
— Знаете что? Оставайтесь. Присмотрите за хозяйством пару недель. За коровами, за тем, что уцелело. Я съезжу в город. Попробую продать. Шансов мало, но мне надо уехать. Хотя бы ненадолго.
Анна посмотрела на него, и в её глазах читался страх, удивление и робкая надежда.
— Мы… сбежали, — тихо призналась она. — От мужа. Он бил. У нас ничего нет. Ни денег, ни документов.
Дима, до этого молчавший, пробормотал вполголоса:
— Правда.
Что-то переломилось в Григории. Он увидел в них своё отражение: людей, которых жизнь топтала, но они всё ещё пытались подняться.
— Ладно, — махнул он рукой. — Разберёмся.
БыстрИ так, среди дымящихся развалин и новых надежд, началась их общая история — не просто ферма, а дом, где трое потерянных людей нашли друг друга и новую жизнь.
