Жить дальше
Два года одиночества. Так вышло — в двадцать семь Валерия осталась вдовой. Они с мужем прожили совсем мало, едва год, уже мечтали о детях, когда всё рухнуло.
Сергей вернулся с работы рано, бледный, сжав виски.
— У шефа отпросился, голова раскалывается, — пробормотал он, лёжа на кровати.
— Сережа, давай вызовем врача, — волновалась Валерия. — Опять эти боли…
— Пронесёт, не впервой, — он отвернулся к стене.
Она пошла заварить мятный чай. Мысли путались:
— Почему отказывается к врачу? Тридцать три года, а мучается… Неспроста это.
Вернулась с чашкой, поставила на тумбочку.
— Сережа… Марк? — Он не отвечал. Дотронулась — камень. В панике набрала «скорую», затем — звонок свёкру.
— Александр Васильевич, Серёжа не двигается… Врачей вызвала.
— Бегу.
Свёкор жил через дорогу. Примчался раньше медиков. Врач в пальто, пахнущем морозом, развёл руками:
— Не смогли помочь. Соболезную…
Потом — как в дурном сне. Хоронили с помощью соседей. Двое — она и Александр Васильевич — будто провалились во тьму. Работа хоть отвлекала.
Валерия осталась в новостройке, куда переехали полгода назад. Свадебные фото на стенах. Свёкор уговаривал убрать, но её рука не поднималась. Как смириться? Столько планов — и вдруг опухоль мозга.
Знакомились полтора года, жили вместе, но свадьбу откладывали — копили на квартиру, потом лечили колено Александру Васильевичу. Наконец сыграли, купили мебель… а через год он умер.
Свёкор навещал её. По чести — отказался от наследства в её пользу. Раз в неделю пили чай, говорили о пустом.
Прошёл год. Александр Васильевич осторожно начал:
— Лерочка, ты ж молодая. В клубы бы с подругами, на выставки… Сергей не хотел бы видеть тебя затворницей.
— Не знаю… будто я тоже умерла, — шептала она.
— Вздор! Детей родить надо. Пусть не кровные мои, но внуки! — Он вдруг расплакался. — У меня ведь только ты…
Постепенно Валерия оттаяла. С коллегами сходила в кафе, день рождения отметила со свёкром. Без веселья — сидели за тортом, а между ними ваза с розами, как дарил Сергей.
Александр Васильевич подарил вышивку: два кота у печки.
— К благополучию, — сказал твёрдо.
Пришла зима. Снега мало, до Нового года — месяц.
— Первый раз без тебя… — прошептала она у фотографии.
Свёкор настаивал:
— Убери со стен. Оставь одну рамку. — В конце концов снял их сам.
Однажды спросил:
— Как Новый год встречать будешь?
— Дома. На работе корпоратив, но он раньше.
Он хитро прищурился:
— Не махнуть ли в санаторий? Мне путёвки дали — две.
— Не знаю… — замялась она.
— Какая разница? Тут сидеть или там.
Санаторий встретил их коридорами с скрипучими паркетами. Пенсионеры с палочками, запах травяных настоек. Александр Васильевич ходил на процедуры, а Валерия гуляла в сосновом лесу, кормила белок.
— Завтра дискотека! — радовался свёкор. — Познакомился с Ниной Семёновной, пойдём вместе.
Вечером в душном зале играл усталый баянист. Пожилые пары кружились вальсом. Нина Семёновна представила своего спутника — военного в отставке. Тот галантно поклонился:
— Следующий танец — вам, Валерия.
Ей стало душно. Выйдя на мороз, она брела по аллее.
— Второе января… Каким будет год?
Навстречу — тень. Молодой мужчина в овчинном тулупе.
— Откуда здесь Снегурочка? — удивился он.
Они представились: Дмитрий. Оказалось, привёз отца лечиться. Говорили долго, перешли на «ты». Возвращаясь, наткнулись на взволнованных Александра Васильевича и Нину Семёновну. Та ахнула:
— Сынок!
Оказалось, Нина Семёновна — его мать. Все смеялись, будто старый анекдот вспомнили.
Дни пролетели. Перед отъездом обменялись телефонами. Жили в соседних городах. Дмитрий занимался грузоперевозками, разведён пять лет.
— Давай не прощаться, — сказал он. — Сто двадцать километров — не расстояние.
Она согласилась. Рядом с ним впервые за долгое время почувствовала тепло.
— Жизнь одна, — решила Валерия. — Надо жить дальше.
Через год она переехала к Дмитрию в просторный дом под Питером. Нина Семёновна гостила у них всё чаще, а потом и вовсе перебралась. Александр Васильевич с ней не расставался — разве что на время прополки грядок.
— Вот видишь, — смеялась Нина Семёновна, — а если б не санаторий?
Валерия ждала двойню. Дмитрий носил её на руках, запрещал лишний шаг. В доме пахло пирогами и хвоей — счастье обживало комнаты, будто всегда жило здесь.
