Жизнь под ярмом деспота
Когда судьба загнала нас с супругом в тупик, мы были вынуждены перебраться к его отцу в маленький городок под Нижним Новгородом. Казалось, это лишь временная мера, но уже через пару месяцев я поняла — не выдержу и года под одной крышей с этим человеком. Я чувствовала себя узницей в доме жестокого хозяина, и теперь, даже если придется голодать, я никогда не вернусь к свекру. Его обращение убило во мне последнюю надежду на мирную жизнь.
Родители мужа развелись давно. Его растил отец, Геннадий Петрович, а мать ушла в новую семью и почти не появлялась в их жизни. Возможно, поэтому свекор презирал женщин. При первой встрече он показался мне просто угрюмым стариком, ворчливым, но не злым. Из уважения к тому, что он в одиночку воспитал моего мужа, я пыталась наладить с ним отношения. Тщетно.
У нас с Дмитрием не было своего жилья. Мы снимали угол в Нижнем, копили на квартиру, но я забеременела, и все планы рухнули. Денег едва хватало на жизнь, а роды были уже близко. Сжав зубы, мы попросились к Геннадию Петровичу. Уже через несколько дней я пожалела об этом решении, будто сердце предчувствовало, в какой ад превратится моя жизнь.
Я и не знала, что столько работы может быть в доме. Уборка, готовка, стирка — всё свалилось на меня, как будто я была не беременной женщиной, а бесправной служанкой. На девятом месяце я еле передвигалась, живот тянул, спина болела, но отдыхать мне не давали. Я продолжала трудиться, чтобы хоть немного заработать перед декретом, а дома меня ждал бесконечный список дел.
— Что разлеглася, как барыня? — рычал Геннадий Петрович, если я осмеливалась присесть. — Беременность — не болезнь! Никто за тебя грязь вытирать не станет!
И я, стиснув зубы, снова бралась за швабру, драила полы, мыла окна, вычищала углы, где годами не ступала нога человека. Свекор не знал пощады. Он придирался к каждой мелочи, выискивая новые поводы для упрёков, пока я не валилась с ног. И делал это лишь в отсутствие мужа. Я пыталась задержаться на улице, лишь бы не слышать его криков, но это не спасало.
— Я с работы пришёл, а ужина нет! — орал он, если еда не стояла на столе. — Грязь по углам, пыль по полкам, а она гуляет!
Его слова, будто ножи, резали сердце. Он унижал меня при любом удобном случае, а я молчала, не желая жаловаться Дмитрию. Тот и так надрывался на двух работах, чтобы прокормить нас. Я пыталась терпеть, надеясь, что свекор смягчится. Но его придирки лишь множились. То суп недосолен, то тарелка жирная, то постель не так заправлена. Порой его претензии были так нелепы, что я еле сдерживала горький смех. Я была обязана мыть полы дважды в день, гладить не только наши вещи, но и его рубашки — словно жена или горничная.
— Почему я должен утюг в руки брать, если тут баба есть? — орал он. — Если мой сын связался с дармоедкой, пусть гонит её взашей! Лежит целыми днями, лентяйка!
Живя с ним, я поняла, почему его жена сбежала, едва успев родить сына. Выносить его характер было выше человеческих сил. Я начала восхищаться той женщиной, сумевшей продержаться хоть сколько-то. Она была настоящей стойкой. Но однажды чаша переполнилась.
Я стояла на кухне, оттирала пригоревшую кастрюлю, когда свекор вошёл и начал орать, что я «всё делаю кое-как». Его голос, полный ненависти, стал последней каплей. Я с грохотом бросила кастрюлю в раковину, вытерла руки и молча пошла собирать вещи. Лучше нужда, чем позволить этому тирану сломать мне нервы и здоровье. Я думала не только о себе, но и о ребёнке, которому не нужны крики и унижения.
— Вали отсюда! — орал он мне вслед, осыпая проклятиями.
В этот момент вернулся Дмитрий. Увидев меня в слезах, он едва сдержал гнев. Я увела его, и на следующий день мы сняли крохотную комнату. С тех пор он не общается с отцом. Геннадий Петрович слал ему гневные письма, обвиняя в том, что сын «променял семью на чужую бабу». После этого Дмитрий разорвал все связи.
Я до сих пор не понимаю, как у такого человека мог вырасти честный и добрый сын. Может, одиночество ожесточило его, а может, ревность. Но разбираться в этом у меня нет ни сил, ни желания. Мы больше не пересекаемся, и я молюсь, чтобы так было всегда.
Иногда в жизни приходится выбирать между голодом и достоинством. И если ты однажды выбрал второе — назад дороги нет.
