Хроники одной судьбы
Ольга Сергеевна дважды пыталась уйти от мужа. И оба раза возвращалась. Ради сына.
В первый раз она сбежала к родителям, когда Виктор запил после рождения Вовы. Больше не могла терпеть его пьяные выходки — среди ночи, прижимая малыша к груди, выскользнула из дома. Виктор настиг её во дворе:
— Ты куда?!
— Подальше от тебя!
Мать, деревенская медсестра, лишь покачала головой:
— Оля, а чего ты ждала, выйдя за шофера? У них свои «традиции» — иначе не бывает.
Спорить было нечего. Сама выбрала свою судьбу. Познакомились они, как ни странно, в библиотеке. Ольга проходила там практику, а Виктор зашёл сдать книгу.
— Что-нибудь полегче? — спросила она, глядя на его мозолистые руки.
— Дайте про любовь, — усмехнулся он, будто заглянув ей в душу.
Она протянула ему «Анну Каренину». Через неделю он вернулся — но не за книгой.
— Не дочитал… Может, в кино сходим?
И она согласилась.
Была весна, в голове — розовые грёзы, в сердце — беспечность. Она влюбилась. А в те времена, если хочешь быть вместе — беги в ЗАГС. Так и получилось.
Свадьба — скромная, почти без гостей. Через месяц он впервые ударил её — за то, что слишком долго болтала с дворником. Потом, конечно, принёс сирень и пробормотал:
— Ты же знаешь, я ревнивый.
— Это извинение?
— Нет. Это напоминание.
Она молча опустила глаза, поставила цветы в банку. Синяк на скуле замазала тональным кремом. Простила.
Но когда родился Вова и Виктор начал пить — она ушла. Не выдержала. Он потом полгода умолял вернуться, клялся, что завяжет. И правда — держался почти два года. Но каждый стресс заливал водкой, по-другому не умел.
Однажды, после особенно злой ссоры, когда Виктор разбил тарелку — не о неё, а рядом, — она села на кухне и стала писать сестре:
«Катя, всё. Ухожу. Надо спасать себя».
Зайдя в детскую, увидела: Вова спит, обняв игрушечный грузовик — папин подарок. Он боготворил отца. И это было взаимно.
Ольга разорвала письмо. Подумала: если уйду — он сгинет. А сын будет видеть, как отец спивается. Пусть лучше ненавидит меня, чем стыдится его.
Видимо, Виктор почувствовал это. Стал пить реже. Родился второй сын — Дима. Несколько лет семья жила тихо, почти счастливо. Но запои возвращались. После очередного он ввалился домой в полубреду, и она сказала:
— Я тебя больше не люблю. Не смогу. Никогда.
— Ты в адеквате?
— Абсолютно. Но мы будем жить вместе. Ради детей.
Каждый вечер она проверяла, спят ли сыновья, клала на тумбочку том Достоевского — на всякий случай — и шептала: «Ещё один день. Не для меня. Для них.»
Перемены шли медленно. Но годы текли, дети росли. Виктор успокоился, остепенился, почти не пил. Страна катилась в пропасть, магазины пустели. Они перебрались в Ростов, младший только пошёл в школу.
Автобазу, где он работал, закрыли. В отчаянии Виктор принёс домой бутылку и поставил на стол.
— Нет, — твёрдо сказала Ольга. — Или это, или дети.
— Отвали.
— Больше не отвалю, — схватила бутылку и вылила в раковину.
Он замахнулся, но не ударил. Знал: если стукнет — потеряет всё. Она не отступит.
В 1995-м дали участок под строительство. Денег не было, заняли у родителей.
— Построим дом сами, — неожиданно заявил он.
Она не поверила. Но каждые выходные они ехали на участок: он месил раствор, она носила доски. Как-то оступилась и глубоко порезала ладонь. Он подскочил:
— Дура, куда лезешь?!
Но в голосе — настоящий, живой страх.
Дом они построили. Не сразу. Но построили. Когда накрыли крышу, он принёс шампанское. Сидели на балках, пили из жестяных кружек.
— Хорошо, да?
— Не верится, — сказала она.
Трезвым он стал. Но любовь не вернулась.
— Мам, зачем ты с ним? — спросил однажды взрослый Вова. — Вы же чужие.
— Я обещала — в радости и в горе. И потому что вам был нужен отец. Даже такой. Когда у тебя будут дети — поймёшь.
Сейчас им обоим за семьдесят.
Виктор возится с внуками, и Ольга думает: если бы ушла тогда — он бы не выкарабкался. И этих детей не было бы на свете. Значит, всё было не зря.
Они живут в доме, который строили вместе. У каждого своя комната, свои сериалы. Она слущает Чайковского, он смотрит «След». Новости включают вместе. Это — союз.
Дети звонят каждый день. Внуки улыбаются с фотографий в рамках. Недавно в гостях была пятилетняя Лиза. Забралась к бабушке на колени и спросила:
— А что такое любовь?
Во дворе дед ровно и методично колол дрова. Как всё, что делал последние двадцать лет.
— Это когда прощаешь человеку то, что другим не простишь.
— А ты деду простила?
Она не ожидала. В глазах девочки — та же глубина, что когда-то была у Вовы.
— Я не прощала. Я просто каждый день выбирала, что важнее.
— А что важнее?
Скрипнула дверь. Виктор вошёл.
— Ты, — ответила бабушка. — Твой папа. Твой дядя. Этот дом. И даже дедовы детективы…
Лиза засмеялась:
— Так это и есть любовь?
— Нет, солнышко. Это — терпение. А любовь… она бывает разной. Настоящая тебя ещё найдёт.
Виктор выглянул из кухни:
— Чаю, Оля?
— Сейчас налью, — ответила она.
Это не любовь. Но это — что-то крепче. Стоило ли оно того?
Ответа нет. Или, может, он у тебя?
