— Не поеду! — выкрикнула Светлана и грохнула дверью своей комнаты.
— Ах, барыня нашлась! — процедила Валентина Ивановна, поправляя халат. — У меня на шее живёт, а ещё условия ставит.
Светке было пятнадцать. Отец погиб в аварии два года назад, и хоть родители были в разводе, её мать — Ольга — не пережила горя: сначала слёзы, потом бутылка, потом — скорая. Потом — тишина. Сердце остановилось.
Девочку не отдали в детдом: её забрала тетя, сестра отца — Евгения Петровна, строгая женщина с тугим серебряным пучком. Она оформила опеку. Но через полгода избавилась от Светы что твой старый рюкзак: «Девчонька неуправляема, жить у нас не хочет, да и муж недоволен, а у Валентины — места хватает».
Так Света и попала к мачехе. Валентина Ивановна была второй женой её отца. Той самой, из-за которой мать рыдала когда-то. Раньше Светлана ненавидела её издалека. А теперь — пришлось жить вместе.
— Кушать будешь? — буркнула Валентина, стуча ложкой об кастрюлю.
— Нет, — коротко ответила девочка.
— И не надо. Только чипсы по дому не шари — я их не покупала.
Дом у Валентины был старый, но просторный, уютный. Отец сделал ремонт: кухня с кофейной мебелью, гостиная в бежевых обоях, котёл новый поставил. Но хоть и уютно, Свете тут было всё равно холодно.
— Давай начистоту, — сказала как-то мачеха, не сдержавшись. — Знаешь, я тебя не люблю. И ты меня — тоже. Взаимно. Но я слово отцу дала: выгонять не стану. Учись, я кушать готовить буду, дома порядок — живи. Только не командуй и не строй из себя бывальщину. Я и сама в этой жизни немало хлебнула.
Света сжала кулаки, но промолчала.
— У меня мать, — добавила Валентина, — в семь лет умерла, отец пивший. Я с пятнадцати на трёх работах. А твой отец, кстати сказать, сам за мной ухаживал. Так что зла на него не держи.
На том и порешили.
Разговоры становились короче, взгляды — острее. Открыто не ругались, но напряжение в доме витало.
Однажды Света вернулась со школы, увидела записку и ахнула:
> «Уехала к сестре в Суздаль. Вернусь через неделю. Деньги на столе. Купи картошки, готовь сама. Кота по расписанию корми. В.И.»
Никаких «целую», «берегись», «не скучай». Кот, картошка и расписание. Свете даже обидно стало.
Вдруг почувствовала, как пусто. Телевизор не гудит, чайник холодный, пыль на подоконнике ещё не осела. И впервые за всё время ей стало страшно.
— А если она не вернётся? Что тогда делать? — шепнула она в тишину.
Света зашла в комнату Валентины, заглянула в шкаф, в ящик… Нашла фото. Вот маленькая Валя с косичками. Вот она постарше — в белом халате. А вот — с её отцом. И — с ней, с Светой, крохой трёх лет на руках. И улыбка у Валентины тогда была настоящая.
Света села на кровать и заплакала. Всё смешалось: боль, обида, страх.
—
Дни без Валентины Ивановны тянулись медленно, но… легко.
Света громко включала музыку, ела из кастрюли, валялась с котом. Но даже в этой вольной тишине росло странное чувство — словно чего-то не хватает. Или кого-то.
На четвертый день стало скучно. На пятый — тревожно.
А на шестой — Валентина вернулась.
Света делала уроки на кухне, когда хлопнула входная дверь.
— Твой кот с ума сошёл, — крикнула Валентина с порога. — Орёт, как на опере. Ты его кормила вообще?
— Да, по расписанию, — буркнула Света, вставая.
Она оглядела мачеху и замерла. Та выглядела измотанной. Сумки тяжёлые, лицо серое, а в руках… конверт.
— Смотри, что тебе привезла, — неожиданно мягко сказала Валентина, протянув конвер
И Макар мирно сопел в кроватке, а его маленькая ручонка крепко сжимала палец уже задремавшей бабушки Ларисы, которую вся семья теперь звала просто — бабушка Лора.
Злая мачеха
