Своего сына я родила поздно — в сорок лет. В роддоме мне сразу повесили ярлык: «старородящая». Тогда это больно задело, но теперь я понимаю — лишь в этом возрасте по-настоящему осознаёшь материнство. Ты уже не юная дурочка, а женщина, знающая цену жизни, твёрдо стоящая на ногах. Илья стал моим смыслом, и я отдавала ему всю себя без остатка, ни разу не пожалев.
Он рос тихим, вдумчивым мальчиком. В отличие от детей соседок, не закатывал истерик, не требовал звёзд с неба. Все твердили: «Тебе повезло, у тебя ангел во плоти». И, казалось, что могло пойти не так?..
Но потом грянул переходный возраст. В четырнадцать Илья будто подменился. Я перестала его узнавать. Бесконечные упрёки, бунт, злость на пустом месте. Подруги отмахивались: «Все через это проходят, перерастёт». Я терпела. Ждала. Но становилось только хуже.
К шестнадцати мой ласковый мальчик стал чужим. Ночные гулянки, прогулы, двойки в дневнике. Я рыдала в подушку, не зная, как до него достучаться. А впереди — выпускной, событие, к которому я готовилась как к празднику. Купила скромное, но изысканное платье. Глядя в зеркало, ловила себя на мысли: да, молодость ушла, но в глазах ещё огонь. Хотелось с гордостью стоять рядом с сыном в этот день.
Но когда Илья вернулся с репетиции вальса и увидел меня в этом наряде, лицо его исказилось.
— Ты что, на юбилей к бабке собралась?
Я замерла:
— Как куда? На твой выпускной, Илюша.
— Мам, ты в этом выглядишь, как музейный экспонат. Не позорь меня. Лучше сиди дома.
Сначала я не поняла. Потом медленно опустилась на диван. Мир померк. В висках стучало, в груди — ком из горечи и гнева. Я прошептала:
— Тебе… стыдно за меня?
— Да нет, просто… ну, все мамы будут моложавые, а ты как будто из прошлого века…
— Я всё для тебя! Я родила тебя, когда могла уже и не рожать вовсе! — вырвалось у меня.
Он отвёл взгляд, пожал плечами и затворился в комнате. А я сидела, и слёзы капали на ткань платья, которое он назвал «бабушкиным». Казалось, вся моя любовь, ночи у его кровати, тревоги, забота — всё рассыпалось в прах из-за одного взгляда.
Выпускной прошёл без меня. Я сидела у окна, слушала, как стрекочут кузнечики, и гладила то самое платье. Было горько. Но если завтра мой сын придёт ко мне с разбитой душой — я снова обниму его. Потому что я — его мать. Даже если сейчас он этого не понимает.
