Я не могу его бросить. Он приносит столько хлопот… и столько нежности.
Я не могу надолго оставить его одного. Не потому что он нахулиганит или устроит беспорядок — просто он скучает. Скучает так сильно, что либо отворачивается от миски, либо начинает рыть ямы вдоль забора, будто пытается докопаться до меня. А когда яма становится достаточно глубокой, чтобы спрятать в ней самое ценное, он аккуратно укладывает туда мои вещи — тапки, зарядку, очки — и закапывает, сторожа, словно это сокровища.
У него эпилепсия. С рождения. Он живёт с этим всю жизнь. И я — вместе с ним. Десять лет каждое утро и вечер я даю ему таблетки. Нет, он их не любит. Ни в каком виде. Ни в фарше, ни в кусочке колбасы, ни даже в самом лакомом кусочке сыра. Поэтому я сажусь рядом, беру его морду в руки, кладу таблетку на корень языка и жду, пока он сглотнёт. Он смотрит на меня понимающе, будто согласен — а потом, сделав вид, что всё в порядке, уходит в угол и тайком выплёвывает лекарство за диван. И возвращается с виноватым взглядом: «Прости, я не смог».
Во время приступов он тянется ко мне, пытаясь лизнуть руку, словно хочет сказать: «Прости, что не могу сейчас быть твоим защитником». Я вижу, как он борется, как изо всех сил старается остаться сильным в моих глазах — и сердце сжимается.
Он ворчит, едва слышно, если кто-то из домашних повышает на меня голос. Его преданность — безгранична. И если я валюсь с ног после ночной смены, он ложится рядом и не отходит, даже когда зовут на улицу.
От него летит шерсть. Даже после идеальной уборки она всё равно оседает на одежде, в тарелке, на подушке. Но я уже не замечаю. Это часть нашей жизни. Это — его шерсть. Она как напоминание: я ему нужна.
Он забавно просится на руки. И я бросаю все дела, сажусь на пол, обнимаю его, прижимаюсь щекой к его спине. Поднять сорок килограммов чистой любви — невозможно. Но прижать к себе — необходимо.
С ним надо много гулять. Очень. И даже если ноги не держат, даже если веки тяжелеют, я всё равно беру поводок. Потому что он ждёт. Потому что для него это не просто прогулка — это время, когда мы вместе, и этого достаточно.
Он не говорит, не спорит, не даёт советов. Не зарабатывает деньги и не помогает с ремонтом. Не подаёт инструменты, не меняет лампочки, не рассуждает о политике. Он просто рядом. Молча. С верой, с доверием, с преданностью, которую человеку порой не понять.
Он просто есть. Со своим мокрым носом, добрыми глазами, тяжёлым вздохом, когда я ухожу. И с безумной радостью, когда возвращаюсь. Его любовь — ни за что. Просто так. Без условий.
И когда хочется плакать, когда кажется, что всё бессмысленно — я смотрю на него. Его взгляд спрашивает: «Ты в порядке?» — и я вдруг понимаю: да, я не одна. У меня есть он.
«Если подобрать бездомную собаку, накормить и приласкать, она никогда не предаст. В этом разница между псом и человеком», — писал когда-то Марк Твен. Теперь я знаю, о чём он.
Я не могу его оставить. Потому что без него жизнь была бы тише… и пустее.