Был морозный вечер, когда я увидел их — женщину и маленькую девочку, сидящих на картонной коробке у входа в старый гастроном в центре Москвы.
Женщина казалась измученной, её руки крепко обнимали ребёнка, будто пытаясь укрыть от колючего ветра. Девочка, лет пяти, прижимала к себе потрёпанного плюшевого мишку с оторванным ухом. Перед ними стояла пластиковая кружка, где одиноко лежали пара рублей.
Я только вышел из магазина с покупками, но что-то в их взглядах заставило меня остановиться. Сердце ёкнуло. Недолго думая, я подошёл.
«Добрый вечер, — тихо сказал я. — Хотите поесть? У меня есть кое-что с собой.»
Женщина подняла на меня глаза — усталые, настороженные.
«Было бы замечательно, — прошептала она едва слышно.
Я достал из пакета булку, банан и пакет сока. Женщина взяла их с благодарностью, но меня зацепил взгляд девочки. Она не тянулась к еде, а просто смотрела на меня большими, слишком взрослыми глазами. Потом спросила тоненьким голосом:
«Ты богатый?»
Вопрос застал меня врасплох. Я оглядел себя — джинсы, куртка, ничего особенного.
«Нет, — ответил я, смутившись. — А почему ты спрашиваешь?»
Она кивнула на мой пакет:
«Ты купил всё это и даже не думал.»
Я замер. Её слова, такие простые, будто ножом прошлись по душе. Прежде чем я собрался с мыслями, она добавила:
«Мама говорит, мы всегда должны решать заранее: если купим еду, может не хватить на метро. А если поедем на метро, то останемся голодными.»
Грудь сдавило, будто обручем. Мать девочки тихо вздохнула, гладя её по волосам.
«Она у меня слишком сообразительная, — сказала женщина с грустной улыбкой. — Не по годам.»
Я присел перед девочкой, чтобы быть с ней на одном уровне.
«Как тебя зовут?»
«Алёна, — ответила она, чуть улыбнувшись.
Я улыбнулся в ответ.
«Алёна, а варенье любишь?»
Её лицо сразу засветилось.
«Обожаю!»
Я достал из пакета маленькую баночку малинового варенья и протянул ей. Она взяла её так бережно, будто это был хрустальный шар.
«Мама раньше делала чай с вареньем, — гордо сказала Алёна. — Когда у нас был свой чайник.»
Горло сжало, но я постарался не податься.
«Это, наверное, очень вкусно, — пробормотал я.
Мать Алёны смущённо переложила пакеты.
«Извините, если не сложно… может, знаете, где можно переночевать? Нам некуда идти.»
Я тут же кивнул.
«Сейчас узнаю.»
Достал телефон, начал звонить. Через несколько минут нашёл приют для семей недалеко отсюда.
«В пятнадцати минутах ходьбы есть место, — сказал я. — Там и ужин дадут, и ночлег.»
Женщина выдохнула, будто с плеч свалилась гора.
«Спасибо вам… правда, огромное спасибо.»
«Я вас провожу, если хотите.»
Она заколебалась, но потом кивнула.
«Очень поможете.»
Мы собрали их вещи — потрёпанный рюкзак, пару свёртков — и пошли к метро. По дороге Алёна оживлённо рассказывала, что будет готовить, когда у них снова появится кухня.
«Гречку с котлетами! И оладьи! И мамин чай с вареньем!»
Её мать улыбнулась, но глаза остались грустными.
«Когда-нибудь, солнышко.»
В приюте их встретили доброжелательно. Перед тем как зайти, Алёна обернулась ко мне, крепко прижимая баночку к груди.
«Я её сохраню, — серьёзно сказала она. — Для нашей кухни.»
Слёзы подступили, но я сдержался и кивнул.
«Хорошая мысль, Алёна.»
Возвращаясь домой, я не мог перестать думать о её словах. Для меня варенье — просто сладость, которую я беру, не задумываясь. Для Алёны оно было кусочком счастья, надеждой на нормальную жизнь. И я всем сердцем надеялся, что однажды она сможет заварить чай с этим вареньем в своём собственном доме.
