Она уже месяц на грани. Обиженная, злая, одинокая. Замкнулась в себе после того, как её бросил молодой любовник. А ведь она так верила, что на этот раз будет настоящая любовь.
Мне 26, а её зовут Светлана, ей 44. По крови — она моя мать. Но на деле мы чужие. Она вышла за моего отца в девятнадцать. Через год родилась я — нежеланный ребёнок, как она потом не раз повторяла. Развелись они почти сразу, и с тех пор отца она именовала только «бездельником» и «лузером».
Ирония? Этот «лузер» уже двадцать лет счастливо женат на другой. У него свой бизнес, просторный дом под Москвой, две квартиры и даже дача в Сочи. Именно он подарил мне жильё на свадьбу, где мы с мужем теперь живём.
Меня растила бабушка — папина мать. Потом отец забрал меня к себе. И знаешь, я никогда не чувствовала себя там чужой. Мачеха у меня — золотая женщина, для меня она стала настоящей мамой. А Светлану я с детства звала по имени. И не просто так.
Мне было девять, когда она взяла меня в Сочи — «отдохнуть, как мать с дочкой». Я тогда спросила: «Мама, можно на пляж?» В ответ раздался крик на весь этаж:
— Никогда не называй меня мамой! Ты меня старишь! Говори Света, ты поняла?
Поняла. И с тех пор никуда с ней не ездила. Её интересовали мужчины, салоны красоты, тусовки. А я оставалась с бабушкой. Потом — с отцом и его новой семьёй. И слава Богу.
У Светланы за эти годы было шесть мужей. Между ними — бесконечные романы, гулянки, фальшивые улыбки и нарощенные ресницы. Она работала в престижном салоне на Рублёвке. Колола себе всё, что можно: ботокс, филлеры, нити, губы — лицо уже не двигалось, а она твердила: «Я ещё молода, я ещё могу!»
Последний её «принц» был младше меня на три года. Парень по имени Артём. Худой, с татухами, работал барменом в ночном клубе.
— Доченька, знакомься. Это Артём. Мы женимся. У нас серьёзно, — сказала она, сияя, как школьница перед выпускным.
Я онемела. Потом тихо выдохнула:
— Света… я беременна. Ты скоро станешь бабушкой.
Артём засуетился, начал наливать шампанское, кричать «ура!», а мать побелела. Молча встала, схватила сумку и, хлопнув дверью, исчезла.
Прошла неделя. Она появилась внезапно — в слезах, с искажённым лицом:
— Это из-за тебя! Он меня бросил! Ты всё испортила своим «бабушка»! Я не собираюсь стареть! Мне только 35! Я ещё хочу жить, а ты меня хоронишь своими детьми!
Я не верила ушам. Женщина, родившая меня, назвала мою беременность предательством. А затем бросила фразу, убившую последние остатки тепла:
— У меня не было дочери. И внуков тоже не будет. Забудь меня.
И ушла.
А мы поехали к настоящей семье — к бабушке и дедушке. Они обняли нас, заплакали от счастья. Уже обсуждали, как назовём малыша, кто будет гулять с коляской, кто вязать пинетки. Именно они — моя опора, моя крепость, моя семья.
А Светлана? Пусть гонится за вечной молодостью. Но однажды она проснётся в тишине — в пустой квартире, в чужом теле, глядя в зеркало, где давно нет отражения. И тогда, может быть, поймёт, кого потеряла на самом деле.
