На золотую свадьбу муж признался, что никогда не любил меня…
Я расставила тарелки, зажгла свечи, приготовила его любимую запечённую курицу. Всё должно было быть, как в хорошем фильме — полвека вместе, золотая дата, прожитые плечом к плечу годы. Пятьдесят лет брака — это радости, праздники, воспитание детей, поездки на дачу, ссоры и примирения. Думала, мы прошли всё и остались крепкими. Была уверена, что любим друг друга. По крайней мере, я — точно.
Вечером решили остаться вдвоём. Дети и внуки поздравили по телефону, но мы хотели тишины. Хотела почувствовать, что мы не просто стареем, а всё ещё — вместе.
Сергей сидел напротив. Выглядел спокойным, но в глазах было что-то чуждое. Решила, что просто растроган. Пятьдесят лет — не шутка. Подняла бокал и с улыбкой сказала:
— Спасибо тебе за эти годы, Серёжа. Не представляю жизни без тебя.
Он опустил взгляд. Наступила та тишина, что давит на грудь. Он молчал. Потом поднял глаза — и в них было что-то новое: глубокая грусть, больше вины, чем боли.
— Люба, мне нужно сказать тебе кое-что… То, что я носил в себе все эти годы.
Сердце замерло. Испугалась. Мелькнули мысли — болезнь? Что-то страшное?
— Должен был сказать раньше. Но не решался. Теперь понимаю — обязан. Ты заслуживаешь правды. Я… никогда тебя не любил.
Время будто остановилось. Дыхание перехватило, руки задрожали, глаза наполнились слезами. Смотрела на него, ожидая: вот-вот рассмеётся, скажет — «шучу». Но он не шутил.
— Что?.. — прошептала, уже чувствуя, как слеза катится по щеке. — Как? Пятьдесят лет… Мы прожили целую жизнь.
— Уважаю тебя. Ты добрая, хорошая женщина. Но женился по расчёту. Тогда казалось, что так надо. Мы были молоды, все так делали. Не хотел причинять боль. Потом — дети, быт, годы… Я просто жил.
Он не смотрел на меня. Не смел.
Слова, которые считала основой нашей жизни, оказались обманом. Все завтраки, прогулки, ночные разговоры на кухне — теперь казались сценами из чужого спектакля. Мы же вместе хоронили его отца, праздновали рождение внуков, ездили в С— Но знаешь, что я поняла? Даже если твоя любовь была ложью, моя — была настоящей, и этого уже не отнять.