Когда-то, давным-давно, я наконец решилась выйти замуж, и было мне уже за тридцать пять. Я не торопилась, не хотела кидаться в омут с головой. Мечтала о настоящем, большом чувстве, как в старых добрых романах — о взаимности, тепле, поддержке. А до той поры мне и одной жилось довольно сносно.
У меня была хорошая должность, приличный доход, а за плечами — множество городов, где я побывала благодаря работе. В выходные гуляла с подругами — то в театре, то на пикниках, то в поездках за город. Всё шло своим чередом, пока родные не начали приставать: «Когда же замуж выйдешь?», «А нам когда внуков порадовать?», «Время-то идёт…».
Да и подруги, словно сговорившись, одна за другой стали обзаводиться семьями. Ещё недавно мы все грезили о свободе, а теперь они кашу варят да пелёнки стирают. А я осталась одна.
На службе ко мне уже давно присматривался коллега — Владимир. Вежливый, обходительный, с приятной внешностью, чуть постарше меня. Вот только никогда не был женат. И это настораживало. Мужчина под сорок, а всё холост — разве не странно?
Но Владимир уверял, что вовсе не избегал брака. Наоборот — мечтал о детях, о тёплом доме. Просто, мол, не встречал ту единственную.
Когда он в очередной раз пригласил меня в трактир, я подумала — а почему бы и нет? Всё сходится: и симпатия есть, и общение приятное, и человек надёжный. И я согласилась. А через несколько месяцев мы обвенчались.
Свадьба была скромной, но душевной. И сразу после неё я поняла, почему до меня никто не смог «приручить» Владимира.
Причина — его матушка.
А вернее — его слепая к ней привязанность. Этот, казалось бы, взрослый мужчина на поверку оказался типичным маменькиным сынком.
Сначала мы жили в её квартире в самом сердце Москвы. И она, мягко говоря, не давала нам жизни. Без её одобрения не решалось ничего — ни цвет скатерти, ни блюдо на ужин. Каждый шаг — под присмотром. А Володя? Он покорялся. Он слушался. Боялся её расстроить даже взглядом.
Когда я пыталась завести разговор о своём жилье, он отмалчивался, переводил тему. Лишь после долгих уговоров мы взяли ссуду и переехали в новую квартиру.
Но увы — расстояние не принесло свободы.
Владимир продолжал жить по указке матери. По воскресеньям — к ней на пироги. Каждое его действие сопровождалось вопросом: «Матушка, как ты думаешь?..» Даже гвоздь в стену не вбивал, пока она не одобрит. Даже цветы мне дарил лишь тогда, когда она напоминала, что жену надо баловать.
Сначала я закрывала на это глаза. Особенно когда наши дети были маленькими, и я временно оставила службу. Он ведь старался, зарабатывал, а мать для него — святое.
Но шли годы. Я вернулась к работе, к своим делам. И всё чаще ловила себя на мысли, что мне тяжело рядом с человеком, который не может шагу ступить без материнского благословения.
Уставала не от труда, а от этих бесконечных: «матушка велела», «матушка советует», «матушка не одобряет…». Она стала лишней в нашем союзе.
Я снова обрела независимость. Могла сама содержать себя и детей. И всё яснее понимала — Владимир не муж. Он словно ещё один ребёнок. Только не милый малыш, а упрямый, незрелый взрослый, приросший к материнской юбке.
И теперь передо мной выбор. Держаться за семью ради детей, делать вид, что всё хорошо? Или сохранить покой в душе и уйти?
Подруги, кто бывал в таком положении — подскажите. Что выбрали вы? Стоит ли бороться за брак, если сердце супруга давно принадлежит другой женщине — пусть даже родительнице?
