Через прутья забора тянется худенькая ручонка — к спелой малине. Я притворяюсь, что не замечаю, пропалываю морковь.
— Здравствуйте, тётя Катя! — звенит тонкий голосок Алёши.
— Здравствуй, зайчик, — улыбаюсь я. — Проходи, поможешь малину собрать.
Сетка провисает, я приподнимаю её, и ко мне входит Ангел — так я зову Алёшу. Вслед за ним, пыхтя, протискивается огромный пёс Гром, вдвое крупнее хозяина. Ставлю на грядку миску. Алёша срывает самые крупные ягоды. У него светлые волосы, голубые глаза, худенькие плечи, острые, будто крылья. Оттого и прозвище — Ангел. Ему пять. Добрый, отзывчивый мальчуган.
— Алёш, а чего мама утром сердилась?
— Да так, хотела стульчики покрасить, а я краску разлил, — отвечает он. — Грому будку хотел сделать нарядной, а банка упала.
— Ерунда. Сейчас чайку попьём, новую купим.
Мой Ангел без напоминаний моет руки, садится у окна. Из угощений выбирает малину со сливками и тёплую ватрушку. Сахарная пудра с верхушки остаётся у него над губой белыми усиками. На коврике у двери ждёт Гром — знает правила. Ему достаётся сырник. Пёс смотрит на скромную оладушку, потом на нас с укором: «И это всё?» Мы смеёмся, и я ставлю перед ним миску щей. Гром великодушно прощает нас и неторопливо уплетает угощение.
Через час идём из магазина с банками краски — голубой и жёлтой. Солнце палит, небо безоблачное. Забегаю домой переодеться, кладу в сумку оставшуюся малину и ватрушки. На крыльце Алёшиного дома сидит слепая бабушка. Ангел аккуратно поправляет ей платок, заправляет выбившийся локон. Кладу ей на колени чашку с ягодами — знаю, любит.
На веранде красим стулья голубой краской, потом — Грому будку, теперь она жёлтая. Алёша доволен, пёс — безразличен.
С работы возвращается Ольга, мама Алёши. Хвалит сына, зовёт всех за стол. Ангел берёт бабушку за руку, ведёт в дом. Кормит её гречневой кашей, терпеливо, аккуратно. Чай она пьёт сама, с вареньем. По дому передвигается уверенно — знает каждую скрипучую половицу. Ольга работает в кафе у трассы, два километра от дома. Если вечерняя смена — приходит поздно. Вся надежда на сына.
Слежу краем глаза: Алёша уплетает кашу с маслом, допивает сладкий чай и убегает смотреть мультики. Ребёнок — и уже взрослый. Или взрослый — но ещё ребёнок?
Может подмести пол, помыть посуду, помочь бабушке одеться, накормить её, принести дров (по два полена) или воды (маленьким ведром). Любит своего пса, а иногда горько плачет, если мама незаслуженно ругает. Смеётся, когда купается в реке, и брызги взлетают вверх, сверкая на солнце.
Ольга провожает меня до калитки. Прошу не кричать на Алёшу. Он мужчина, не унижай его. Береги. Ищи повод похвалить.
Она начинает жаловаться: трудная жизнь, слепая мать, маленькая зарплата.
Отвечаю: свой дом, мать жива, есть работа, сын-помощник, здоровье. Цени, что есть, и не оглядывайся на других.
Ольга улыбается, машет на прощание.
Мои уроки не проходят даром: в пять лет Алёша уже читает бабушке «Конька-Горбунка». А в тихие вечера мы идём с удочками на реку. Солнце, как спелый апельсин, медленно садится за лес, роняя последние лучи. Облака светятся золотом. Всё затихает, отдыхает от дневной суеты. Наше с Алёшей присутствие не пугает рыб, и вскоре парочка серебристых карасей плещется в ведёрке. Ужин моему коту обеспечен…
…Сегодня ко мне прилетел Ангел. Ему уже сорок два. Уважаемый доктор, хирург. Несколько раз в год навещает могилы матери и бабушки, а потом, с гостинцами, заходит ко мне. Все зовут его Алексей Владимирович, но я-то знаю: это Ангел! Большой, добрый, с тёплыми крыльями. В любое время года ставит на стол корзинку малины, садится на своё место у окна и улыбается. Пьёт чай с ватрушками, выкуривает на крыльце сигарету, а уходя, обнимает меня — крепко, по-ангельски.
