Остановка на углу Липовой и Третьей была особенной. Летним утром листья плели солнечное кружево на асфальте. Зимой пар из булочной напротив окутывал стеклянный павильон, как тёплое дыхание. Обычное место — три скамейки, потрёпанная схема маршрутов, помятая урна — но для жителей Берёзовска оно стало чем-то вроде тихого ритуала.
Каждый день ровно в 8:15 утра приходила Валентина Петровна Соколова в синем шерстяном пальто, даже в жару, потому что в его карманах идеально помещались два томика стихов и пакетик с хлебными крошками для воробьёв. На ней была шляпка с шёлковым цветком, а водителя автобуса она всегда приветствовала по имени. Иногда садилась в автобус, иногда нет. Главное — она приходила. Улыбаясь, неспешно, как часы на главной площади.
А потом, в один ясный сентябрьский вторник, её не было.
Сначала никто не заметил. Кто-то опаздывал, автобус ушёл раньше, в булочной выстроилась очередь. Но когда автобус скрылся за поворотом, бариста из кафе — девятнадцатилетняя Аня Семёнова, вечно спешащая, — перебежала улицу и поставила на скамейку стакан горячего чая. «Для вас, Валентина Петровна», — сказала она в пустоту, потому что всегда так делала, когда видела синее пальто. Она поставила стакан и нахмурилась. На скамейке лежали только крошки вчерашнего хлеба и аккуратно сложенный кусочек чего-то мягкого.
Шарф. Голубой, как безоблачное небо, с маленькой биркой на конце.
Аня подняла его и прочитала: «Если вам холодно — он ваш. В. С.»
Она оглядела улицу. Ни шляпки, ни книг, ни Валентины Петровны.
В это время в другой части города Катя Морозова, младший репортёр «Берёзовского вестника», смотрела на мигающий курсор. Её отправили освещать заседание горсовета и список ям, которые залатают «по мере финансирования». Завибрировал телефон.
Аня: Что-то случилось.
Катя: Что именно?
Аня: Валентина Петровна не пришла. Она никогда не пропускает. И оставила шарф.
Кате не нужно было уточнений. В радиусе пяти кварталов все знали, кто такая «Валентина Петровна». Если бы у остановки был святой покровитель — это была бы она.
Катя перекинула фотоаппарат через плечо. «Выхожу на задание, — сказала редактору. — Человеческий интерес».
Её редактор, Николай Иванович — седые волосы, кофейное дыхание, золотое сердце — даже не поднял головы. «Главное, чтобы человек был заинтересован».
На улице стоял такой морозец, что носы тут же розовели. Катя подошла к остановке и увидела Аню, закутанную в фартук, с голубым шарфом на шее. Бирка развевалась на ветру. Стакан чая стоял на скамейке, пар поднимался ленивыми клубами, будто чай раздумывал, что делать дальше.
«Она оставила это, — Аня коснулась шарфа. — Она никогда так не делала. Она раздавала их людям. Тому мужчине, что ночует за библиотекой? Девочке без куртки прошлой зимой? Она надевала их на людей, понимаешь? А теперь просто оставила…» Голос её дрогнул.
Катя оглянулась. Двери булочной хлопали, звеня колокольчиком. Почтальон Игорь Васильевич, проходя мимо, кивнул. Он тоже был частью «погоды» этой остановки.
«Вы видели её на этой неделе?» — спросила Катя.
Игорь Васильевич почесал подбородок. «Вчера кормила воробьёв. Дала мне мятную конфету, сказала, что воздух сегодня «хрустальный, для ясных мыслей». Она всегда так говорила — странно и красиво. Я ответил, что с института ясных мыслей у меня не было. Она рассмеялась».
Катя улыбнулась и тут же спохватилась. Скамейка казалась пустой без синего пальто, прислонившегося к схеме маршрутов.
«Она не села в автобус», — раздался голос. Подъехал автобус №7, и водитель, мужчина за пятьдесят с закатанными рукавами, высунулся. «Я Сергей, — представился он. — Вожу этот маршрут восемь лет. По вторникам и четвергам она садилась. Сегодня я притормозил — вдруг опоздает? Но её не было».
«Вы знаете, куда она ехала?» — спросила Катя.
Сергей пожал плечами. «Иногда в библиотеку. Иногда в парк. Однажды сказала, что автобус — это река, а она любит плыть по течению. Я не стал уточнять маршрут».
Под скамейкой лежал второй шарф — медового цвета. Катя подняла его, стряхнула пыль. На нём была такая же бирка: «Если вам холодно — он ваш. В. С.»
«Два шарфа, — сказала Катя. — Это не случайно».
У Ани на глазах выступили слёзы. «А вдруг с ней что-то случилось?»
«А вдруг она просто… в другом месте, — предложила Катя. — Давай выясним». Она повернулась к Сергею. «Можно я проеду с вами? Вернусь к вашему следующему рейсу».
Сергей махнул рукой. «Добро пожаловать на реку».
Катя улыбнулась, затем спохватилась. «Аня, повесь объявление: „Кто видел Валентину Петровну?“ Или… нет, так звучит тревожно. Лучше: „Ищем Валентину. Расскажите её историю“. Укажи номер кафе. К тебе люди идут».
Аня кивнула, и в её глазах вспыхнула деловая искорка. «И поставлю чайник здесь. Для тех, кто ждёт».
Автобус №7 петлял по Берёзовску, как бусина на нитке. Катя смотрела, как город складывается в кадры: парикмахер Николай Сергеевич подметает ступеньки, пара в спортивных костюмах бежит в такт, школьники несутся мимо росписи на стене клуба, рюкзаки прыгают за спинами. Она спросила троих пассажиров, знают ли они Валентину Петровну. Все трое знали.
«Она дала мне карандаш, — сказал восьмилетний мальчик. — Сказала, что им можно записывать то, что знаешь, но забываешь сказать».
«Она сказала мне не ждать идеального дня, чтобы позвонить сестре, — женщина в красном пальто достала телефон. — Я позвонила в тот же вечер. Лучший разговор за пять лет».
«Она связала моему сыну шапку, — мужчина с усталыми глазами развёл руками. — Он носил её всю зиму. Без записки. Мы только потом догадались, что это она — жена узнала узор».
