«Я не позволю опозориться на своей свадьбе!» — кричала дочь, когда я умоляла её пригласить бабушку.
Моей дочери Светлане 25 лет. Она недавно объявила о помолвке, и с тех пор мы с головой погрузились в свадебную суету: платье куплено, ресторан в Москве забронирован, гости почти все оповещены. Но один разговор ударил по мне, как обухом.
Моей маме, бабушке Светы, в этом году стукнуло 80. Годы дают о себе знать: она ходит медленно, зрение подводит, а внешность её — ну, скажем так, на возраст. Седые волосы, собранные в скромный узел, лицо в морщинках да потрёпанный вязаный кардиган, который она носит, кажется, с времён перестройки. Мама не гонится за модой и всегда ворчит:
— Зачем мне обновки? Я уже старуха. Лучше деньги вам с Светкой отдам.
Как-то вечером мы с дочерью сидели на кухне, обсуждая свадебные хлопоты. Я спросила, отправила ли она бабушке приглашение. Света вдруг замолчала, лицо её скривилось. Она замялась: мол, бабушке будет трудно ехать через весь город в центр, да и праздник долгий, утомительный. Но я поняла — дело не в этом.
— Свет, в чём дело? — пристально посмотрела я на неё.
И тут она выпалила фразу, от которой у меня внутри всё оборвалось:
— Мам, я не хочу, чтобы она там была. Она выглядит… ну, знаешь, не очень. Мои подруги все красивые, ухоженные, из приличных семей. А если кто-то посмотрит на неё и засмеётся?
Я онемела. Как? Моя Светка, которую я растила, о которой заботилась, могла так сказать? Всю ночь я ворочалась. Как объяснить ей, что человек не в одежде ценен? Что бабушка — не просто старуха в потёртом кардигане, а та, кто пелёнки её стирал, кашку варил, сказки на ночь читал…
Свадьба — ведь это не только про молодых. Это про семью, про тех, кто тебя вырастил, кто всегда рядом был. И что за подруги у неё, если могут над бабушкой смеяться?
Утром я решила поговорить по-другому, без упрёков. Рассказала, как бабушка сидела с ней, пока я работала в две смены. Как мастерила ей кукол из тряпочек. Как дрожала над каждой её царапиной. И спросила: неужели она заслужила, чтобы её прятали?
Света молчала, только губы подрагивали. Потом разрыдалась:
— Мам, мне так стыдно… Но эти мысли лезут, и я не могу…
— Ничего, ласточка, — попыталась я её обнять. — Давай просто позовём бабушку, и всё будет хорошо.
— Позвать?! — слёзы мгновенно высохли. — Я же сказала — её не будет! Не позволю ей позорить меня перед всеми!
— А я что, тоже позор? — вырвалось у меня.
Мы спорили долго, но всё было бесполезно. Я сказала, что не приду на свадьбу, если она так относится к своей семье. Света только фыркнула и махнула рукой.
И я сдержала слово. Не поехала ни в загс, ни в ресторан. Даже телефон выключила.
В тот день я отправилась к маме в её хрущёвку на окраине. Привезла ей пирогов, помогла убраться, сбегала в магазин. Всё это время сердце ныло: как там Светка? Красиво ли она выглядит? Счастлива ли?
Но вместе с этой болью нарастала другая — тяжёлая, как камень. Неужели и меня когда-нибудь будут стыдиться? Не за что-то, а просто за то, что состарилась?
Вечером мы с мамой сидели на кухне, пили чай с вареньем. Вдруг она встрепенулась:
— Ой, Тань, ты что, забыла? Сегодня же свадьба у Светки! Мы ведь ещё успеем? Давай быстрее собираться!
Я взглянула в её глаза — они светились надеждой. Мама бросилась к шкафу, доставать своё «парадное» платье. А я… я не смогла сказать правду. Не смогла.
— Мам, я ж тебе говорила — перенесли. В загсе очередь, знаешь же…
Мама засмеялась, пробормотала что-то про молодых и их бестолковость, и мы снова сели пить чай.
Но у меня на душе было тяжело.
Я не знаю, как теперь смотреть в глаза дочери. И как она посмотрит в глаза бабушке. Как из ребёнка, которого мы растили с любовью, вырос такой… чужой? Эта мысль не даёт мне покоя.
