«Сама виновата, что без денег сидишь. Никто тебя замуж не гнал и детей рожать не заставлял». Это мама мне в лицо бросила, когда я к ней за помощью пришла.
Мне двадцать было, когда я за Сергея замуж вышла. Снимали крохотную однушку на краю Нижнего Новгорода. Оба работали: он на заводе, я в аптеке. Жили скромно, но хватало. Мечтали на свою квартиру скопить, тогда казалось — всё реально.
Потом родился Артём. Через два года — Алёшка. Я в декрет ушла, Сергей подрабатывать начал. Но даже с его сверхурочными денег не хватало. Всё уходило на памперсы, смеси, врачей, ЖКХ и, конечно, аренду. Только за жильё ползарплаты отдавали.
Смотрю на малышей — и каждое утро с мыслью просыпаюсь: а если Серёжа заболеет? А если нас выселят? Что тогда?
Мама одна в двушке жила. Бабушка — тоже. Обе в центре. И обе — с пустующей гостиной. Я ведь не дворец просила, думала. Временно. Пока дети маленькие. Пока на ноги не встанем.
Предложила маме с бабушкой вместе пожить: пусть в одной квартире, а мы в другую переедем. Там бы места хватило — нас-то всего четверо. Но мама даже слушать не стала.
«С матерью жить? — фыркнула. — Ты очумела? Мне что, жизнь кончилась? Я ещё огурцом. А с бабкой — только нервы потратишь. Живи где хочешь, но меня не трогай».
Я промолчала. Позвонила отцу. Он с новой женой в четырёхкомнатной квартире жил. Надеялась, бабушку к себе заберёт — всё-таки его мать. Но он тоже отказался. Мол, дети от второго брака, «и так все углы заняты».
В отчаянии снова к маме. Рыдала, умоляла. И тогда она мне:
«Сама виновата. Замуж вышла по своей воле. Детей нарожала. Хотела взрослую жизнь — вот и расхлёбывай. А теперь сама решай свои проблемы».
Как током ударило. Сижу на кухне с телефоном, а внутри всё рушится. Это мне говорит родная мать. Женщина, которая должна бы поддержать. Я не золотые горы просила — просто крышу над головой, немного тепла.
На следующий день с Сергеем думали, что делать. Единственная, кто откликнулся — его мать, Анна Петровна. Живёт за городом, в деревне. Комната у неё есть, готова нас приютить. Говорит, будет с детьми сидеть, пока мы работаем.
Но мне страшно. Это же не город. Там нет больницы, нормальной школы, даже автобусы редко ходят. Боюсь, переедем — и навсегда там застрянем. Что дети без будущего вырастут. Что я сама опущу руки, от жизни отрежусь.
Но выбора нет. Мама отвернулась. Бабушка стара, ей не до нас. Отец нас семьёй не считает. И стою я на распутье: идти в неизвестность — или принять чужую, но честную помощь.
Знаешь, что больнее всего? Не бедность, не трудности. А то, что самые родные — по крови ближе всех, а по сути дальше всех. И страшно мне не за себя. За сыновей. Чтобы они не узнали, каково это — быть лишними для собственной бабушки.
