Бабушка испытывает наши нервы: притворство или крик души?
Меня зовут Анастасия. Мне 38 лет, я замужем, у меня есть мама, ей 58, и бабушка — бабушка Лидия, которой уже 86. Мы живем в небольшом городке под Челябинском, где зимы долгие, а дороги заметает так, что кажется, будто едешь в никуда, особенно когда спешишь сквозь вьюгу ночью.
Бабушка Лидия, несмотря на годы, упрямо живет одна в старом доме на краю города. Она категорически отказывается переезжать к маме, хотя та не раз предлагала ей тепло и заботу. Бабушка твердит, что ее дом — ее крепость, и никому не позволит вырвать ее отсюда. Но в последнее время одиночество, кажется, стало для нее невыносимым, и она нашла способ держать нас в вечном напряжении.
Теперь она звонит нам с мамой почти каждый вечер, жалуясь, что ей «очень плохо». Голос ее дрожит, она стонет, говорит, что «сердце жмет» или «ноги не идут». Мы бросаем все, мчимся к ней, сердце колотится от ужаса. Но, приезжая, видим одно и то же: бабушка словно воскресает. Она хлопочет у печки, ставит чай с медом и даже подшучивает. А мы стоим, ошарашенные, с комом в горле — то ли смеяться, то ли плакать.
Мы с мамой измучены этой игрой. Каждый звонок — как удар под дых, но мы не можем просто отмахнуться. А вдруг в этот раз правда? А вдруг не успеем? Эта мысль точит нас изнутри. Мы боимся, что, если однажды не приедем, больше никогда себе не простим.
Все началось прошлой зимой. Помню, как мы с мамой влетели к бабушке в пятом часу утра, скользя по обледеневшей дороге. Я — в растянутой кофте, мама — в старом пуховике на голое тело. Мы думали, застанем ее едва живой, а она встретила нас бодро, сказав, что просто «давление шалит». Через полчаса уже раскладывала на столе вареники с вишней. Мы были в шоке, но тогда решили — случайность.
Пытались понять, в чем дело. Уговаривали бабушку сходить в поликлинику, но она отмахивалась: «Эти врачи только деньги содрать хотят!» Тогда вызвали терапевта на дом. Он осмотрел ее, проверил пульс, послушал сердце и вынес вердикт: для ее лет — здоровье железное. «Ей не хватает общения, — добавил он, глядя на нас с укором. — Чаще навещайте, и звонки прекратятся». Как же он ошибался!
Мы и так стараемся. Я живу в сорок минутах езды, мама — ближе, но после смены, в вечных пробках, не наездишься. По выходным делим обязанности: то я привожу бабушке продукты, то мама помогает с ремонтом. На праздники всегда вместе — с пирогами и гостинцами. Но ей мало. Ей нужно больше — наше время, наше внимание, наша тревога.
Мама предлагала бабушке жить вместе, отдала бы ей лучшую комнату. Но та уперлась: «Не хочу быть помехой». А потом снова звонит в полночь, шепча: «Лучше умру в своей хате». Эти слова режут, как стекло, но что поделаешь?
Мы умоляли бабушку не звонить просто так. Объясняли: каждый звонок — это испуг, бессонница, выбитые нервы. Но она будто не слышит. Или не хочет. Звонки не прекращаются, и мы с мамой снова перед выбором: мчаться или нет? Поверить или проигнорировать? Страшно ошибиться, страшно опоздать.
Иногда кажется, бабушке просто одиноко. Не хватает разговоров, смеха, жизни вокруг. Может, эти звонки — ее крик о помощи? Но почему такая жестокая игра? Почему она насыщает нашу жизнь страхом? Ответа нет. Мы любим ее, но эти качели изматывают. И все же, пока звонит — будем ехать. Потому что если однажды не приедем, а с ней случится беда — этот груз раздавит нас навсегда.
