Когда я переехала в Екатеринбург, мне только исполнилось двадцать семь. В Молдавии осталась мама, которой предстояла сложная операция, да ещё и кредит за квартиру висел тяжёлым грузом. Я решила: отработаю год-полтора — и назад, на родину.
Работу нашла почти сразу — через агентство мне предложили ухаживать за пожилой женщиной. Хозяйка квартиры, Галина Викторовна, искала сиделку для своей матери, Елены Павловны. Зарплата была небольшой, но стабильной, и я согласилась.
С первого дня старуха встретила меня в штыки. «Кто ты по национальности?» — спросила она, едва я переступила порог. Я ответила. Она скривилась: «Опять молдаванка. Сначала цыгане, теперь ты. Только отбросы ко мне и попадают». Дальше — хуже.
Каждое утро — одни претензии: каша не та, пыль не вытерла, дверью хлопнула, дышу слишком громко. Порой слышала, как она шепчет дочери по телефону: «Она ворует, обязательно проверишь». Меня тошнило от этого. Я мыла ей ноги, помогала вставать, покупала лекарства, а в ответ — лишь холод и брезгливость.
Полгода терпела. Держалась только из-за мамы. Но однажды она обвинила меня в краже пяти тысяч рублей. Перерыли всю квартиру — деньги нашли в её же кошельке. Ни извинений, ни стыда. Только ненависть во взгляде.
Я собрала вещи. Сказала, что ухожу. Она стояла в дверях с ледяной усмешкой: «Ну и вали. Всё равно вернёшься — нищета тебя сюда пригонит».
— Справлюсь, — тихо ответила я. — Без вас.
И вдруг в её голосе дрогнуло что-то странное. Ни злости, ни злобы — растерянность.
— Ты… всё это ради матери терпела?
Я замерла. Кивнула. Рассказала про операцию, про долги. Она молча слушала. Потом медленно подошла, села рядом, взяла меня за руку — и заплакала. Без слов. Слёзы катились по морщинам.
— Прости… Я мстила. Не тебе. Дочке. Она бросила меня. Думала, если ты уйдёшь — она вернётся. А ты… Ты выдержала всё. Ради матери.
С того дня всё переменилось. Мы разговаривали по душам. Она рассказывала о своей жизни, я — о своей. Даже дала денег, чтобы съездить к маме. А когда я вернулась — встретила меня на пороге с шарфом, который связала сама.
Четыре месяца спустя она умерла. Тихо, во сне. Я рыдала, будто потеряла родную.
Через неделю пришла Галина Викторовна с нотариусом.
— По завещанию Елена Павловна оставила вам… крупную сумму, — сказал он.
Галина побледнела:
— Она с ума сошла! Что ты с ней сделала? Подкупила?
Я молча посмотрела на неё. Потом вдруг подошла — и обняла.
— Вот что я сделала. Просто обняла.
